Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Егор внезапно ощутил враждебность к умному отцу Леониду. Нет, он был не против того, чтобы сказать прощальное слово над прахом своего друга. Но его задело выражение «светская элита» (это он-то, вчерашний детдомовец и бродяга, светская элита?!); к тому же он был уверен, что отцу Кириллу совершенно безразлично, кто и что будет говорить над его гробом.
– Нет, – сказал он, – я не могу.
Он протянул отцу Леониду букет.
– Вот, будьте добры, от моего имени…
– Очень жаль, – взяв букет, сказал отец Леонид. – Мы так на вас рассчитывали.
– Да, – кивнул Егор, – очень жаль. Простите…
Он повернулся и вышел за пределы церковной ограды.
«Прощай, отец, – сказал он, посмотрев на тяжелые серые облака. – Не забывай меня. А я тебя никогда не забуду. И спасибо тебе за все…»
Он прошел вперед и сел в стоящий у бордюра автомобиль.
– Праздник сегодня какой? – спросил дожидавшийся его за рулем Альберт Эдуардович Плоткин. – Народу-то сколько.
– Праздник, – сказал Егор. – Поехали.
Они двинулись в путь, и Плоткин деловито заговорил о насущном.
– Значит, ты с ним не спорь, – говорил он. – Степанков хоть и улыбается ласково, но не любит, когда с ним спорят. Соглашайся, обещай, похвали его последний фильм – этот, военный. Ему досталось, так что если закинешь пару слов, не прогадаешь. И вот еще что: на настойку не налегай. Она вроде легкая, но, говорят, с ног сшибает, если перебрать. А нам надо, чтобы договорчик с тобой заключили, а для этого требуется светлая голова…
– Алик, помолчи минуту, а? – попросил Егор. – В эту поездку ты меня вытянул, сам бы я ни за что не поехал. И если не хочешь, чтобы я вышел из машины прямо сейчас, отстань от меня со своим договорчиком.
– Уже отстал, – воскликнул Плоткин, с тревогой покосившись на него.
А Егор уже забыл о своем хлопотливом издателе.
Он смотрел в окно на проплывавшие проспекты Москвы и думал о том, что нет, не зря все было. Да, он допустил много ошибок, и допустит еще. На то и человек, чтобы допускать ошибки, а он человек – такой же, как все. Но он приложит все силы, чтобы улицы этого города были так же красивы и нерушимы, как были красивы и нерушимы всегда. Чтобы жители этого города и жители всей страны могли не бояться за свое будущее, потому что отныне их будущее станет делом его жизни. И ради этого он готов страдать, и бороться, и идти на новые жертвы, и сомневаться, и верить, и благодарить ушедших, и не опускать плеч, когда их придавит непосильный груз, ибо он – не один, а значит, надежда не оставит его никогда.