— Кому? — она присела рядом.

— Диме звоню. На кладбище завтра надо попасть, — подняла грустные глаза старая женщина. — Может, свозит меня! Родня он мне, хоть и дальняя.

Она виновато вздохнула.

— По церковному уставу в Троицу на кладбище не ходят. Сегодня, в Родительскую субботу, надо! Да не получилось! Бог простит, — с покаянным видом трижды перекрестилась.

К удивлению Кати, Дима и не думал противиться.

— А ты, Катерина, на стол накроешь, пока на кладбище ездим. Далеко у нас кладбище! С другой стороны за селом, — лицо бабы Любы просветлело.

Катя нарубила зеленый лук, мелко накрошила вареные яйца. Все быстро перемешала на сковороде с раскаленным маслом и убрала с огня. Одна начинка готова!

— А кто такая Анжела? — поинтересовалась вдруг Катя у старой женщины, шинкуя капусту для следующей начинки.— Я ее у Димы встретила, — пояснила она свое любопытство.

Баба Люба недовольно поджала губы.

— Наша она, из Порецкого. Мать в школе завучем всю жизнь работает, отец давно умер. Красивая девушка, умная. Говорят, Димке проходу не дает, замуж за него хочет. Спит с ним! — старая женщина осуждающе покачала головой. — Да не торопится он ее замуж брать!

— Почему?!

— А тебе что за дело? — осадила Катю баба Люба. — Грех перед праздником сплетни творить! Давай живей начинку делай — тесто перестоит.

Вскоре по дому поплыл горячий, упоительный дух пирогов.

* * *

Катя в раздумьях стояла посредине кухни. Блики яркого солнечного света щедро рассыпались по чисто вымытому крашеному полу, пестрым самотканым дорожкам, подрагивали на стенах и белоснежной дверце холодильника, на полотенце, вольготно прикрывшим щедро накрытый стол.

Баба Люба отбыла с Димой на кладбище, не забыв разбудить Катю и дать ей гору поручений по хозяйству. Какой уж тут сон!

Она взглянула на кухонные часы. Быстро накрыла стол, покормила кур, раскрыла парники. Еще час свободного времени! Сонечка спала глубоким утренним сном выздоравливающего ребенка.

«Наряжусь! — решила Катя. — Извела старуха придирками, что постоянно хожу в линялом. А на Троицу, если не наряжусь…» — она зябко передернула плечами от предстоящего разбора полетов.

С нарядами обстояло не ахти. Единственное привезенное с собой нарядное платье пришло в негодность после выхаживания щенка.

Катя сникла.

«Мамочка, как же мне тебя не хватает, — она всхлипнула. — Звоню каждый день, а все не то. Ты посоветовала бы, что выбрать!»

Вдруг она застыла: «Я же слово дала себе не реветь, и Диме тоже! — от злости на себя слезы мгновенно высохли. — Буду штраф на себя накладывать. Налились глаза слезами — марш на огород! Быстро плакать разучусь, после пяти рядов прореженной моркови или окученной картошки».

Катя вывалила на диван все свои вещи. После трехкратного перетряхивания остановилась на блузке с коротким рукавом в мелкий «ситцевый» цветочек и однотонных легких брючках. Тщательно расчесала густые каштановые волосы и собрала их в хвост на макушке.

«Неплохо! Даже очень себе красотка, — полюбовалась своим отражением в зеркале. — Баба Люба довольна останется! Да и перед Димой неудобно, гость все-таки. Надо выглядеть!» — она задорно улыбнулась.

* * *

В окно тихо постучали. Катя на цыпочках бросилась к выходу: «К бабе Любе, что ли?»

Но она глубоко ошибалась. Возле крыльца стоял вчерашний старичок. Сияя многочисленными морщинами, галантно поклонился и вручил Кате объемный пакет.

— Катерина, благодарю за Машеньку! Я бы без тебя, — старичок не сводил с нее благоговейного взгляда, — пропал. Растерялся и испугался. Что поделать — годы! — философски закончил он прочувствованную речь.

— Что вы, дедушка! — Катя удрученно вздохнула, но от подношения отказаться не посмела. — Ваша голубая красавица молодец, сама справилась великолепно!

Старичок обиженно засопел.

— Все, все! — примирительно улыбнулась Катя и пошутила. — С прибавлением! И с Троицей! — спохватилась она.

— И тебя с праздником! — «с ноготок» кивнул на пакет. — Посмотришь дома. Пойду я! — и бойко заспешил по тропинке.

Катя не удержалась, заглянула в пакет — коньяк в подарочной упаковке и коробка дорогих шоколадный конфет. Немного поразмыслив, она отнесла пакет с подношением в свой дом: «На новоселье пригодится!»

* * *

«Сейчас с кладбища вернутся, — взглянула Катя на смартфон. — Пойду Сонечку разбужу».

Она задержалась у крыльца.

По просторному голубому небу рассыпались клочками сахарной ваты облака. Не совсем проснувшееся солнце за легкой дымкой лениво раздумывало, какой день подарить миру: теплый, с легким нежным ветерком, или знойный и яркий, со струящимся в безветренной сизой дымке маревом.

Катя перевела взгляд на опушку леса.

Зеленая стена замерла в предвкушении праздника. Чуть трепетала кружевная листва скромно поникших ветвей березок. Задиристой стайкой сбились молодые крепкие темно-зеленые дубки. Сверху на молодняк снисходительно поглядывали пушистые разлапистые ветви сосен. Низко над землей нехотя перекатывались волны густой молодой травы.

В душе у Кати восторженно переливалось колокольным звоном: «Празд-ник! Празд-ник!»

«Отмечать где будем? На кухне, что ли? — вернулась она в грубую реальность. — Нет! Пусть изголосится несносная старуха, а на кухне не сядем. Гулять, так гулять!»

В городе праздничный стол накрывала мама. Очень редко, правда. Отчим не любил торжественных посиделок.

«Справлюсь, — оптимистично решила Катя. — Придумаю что-нибудь».

Она проскользнула мимо спящей Сонечки в парадную бабы Любину залу. Окинула острым взглядом.

Посреди комнаты расположился круглый стол на потемневших от времени «слоновьих» ножках, покрытый цветастой клеенкой. Катя удивленно наморщила лоб. На столе красовалась глубокая миска с крашеными яйцами. «Яйца, кажется, только на Пасху красят или не только? Когда баба Люба успела?!» — изумилась она.

А дальше… Скатертей она не нашла. Обследовала все закутки — парадной посуды в доме не держали. «Обойдусь! Плакать не стану», — часто моргая, Катя прогнала злые слезы.

Вынула из шкафа льняную белоснежную простыню. Подумала и добавила к ней ветхую. «Подложу под льняную, для мягкости. Мама всегда так делала», — Катя содрала со стола жесткую, стоящую колом, клеенку.

Через полчаса стол преобразился. Взлохмаченная, раскрасневшаяся Катя обозревала воплощение спонтанного решения.

Посередине стола красовалось плоское блюдо из пожелтевшего фаянса, с горкой красиво уложенных пирогов. Рядом примостилась миска с крашеными яйцами. Две эмалированных миски с салатами. Закуски на щербатых тарелочках с надписью «Общепит». На старинной из розоватого стекла селедочнице маслянисто поблескивала рыбная нарезка, присыпанная зеленым луком. Под шпроты Катя пожертвовала красивое фарфоровое блюдце, неизвестно откуда затесавшееся в старушечьих пенатах. Несколько граненых стаканов и стопок, отмытых с содой до блеска, горделиво ожидали своей участи. Разнокалиберные ложки и вилки в ряд лежали на краю стола. Жесткие венские стулья и две скрипучие кухонные табуретки окружили стол.