Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С тех пор как мы познакомились с Тобой, ко мне без приглашения является прорва бывших людей, такое чувство, что в моей комнате у них пансионат, не говоря уже о снах – там вообще проходной двор. А мама спросила, не хочу ли я завести хомячка, чтобы мне не было одиноко, когда я прихожу из школы. Знала бы она, сколько здесь народу. Я согласилась, хотя боюсь всяких мышей и грызунов, согласилась не для того, чтобы порадовать маму и тетю Олю, которая посоветовала по телефону найти для меня питомца (мама думала, что я слушаю не их, а только новости), а потому что нас с хомячком будет двое. Двое против Них. Главное, еще самой подружиться с этим хомячком.
Еще мама сказала тете Оле, что я – совсем глупая, но быть умной нелегко, когда тебя заранее такой не считают, не слушают, почти не разговаривают, а оставляют познавать мир вслепую. Сказала, что я ничего не понимаю, не знаю, почему писаюсь, не смогу объяснить и спрашивать меня ни к чему. Я тоже ни у кого ничего не спрашиваю, если мне неловко. Теперь мама перестала интересоваться даже тем, как обстоят дела в школе. Но, может быть, ей достаточно жалоб в мой адрес на родительских собраниях? А завуч сегодня, когда пришла взглянуть, как мы переходим на письмо в широкую линейку, сказала, что у меня лучший почерк в классе. Жалуется ли Классная маме на мою математику? Обращается ли к родителям тех учеников, которые ей не нравятся, с таким выражением лица, будто видит перед собой раздавленную лягушку? Наверное, мама решила бы, что я – врушка, расскажи я ей правду. И сочла бы, что Ты тоже вымышленный. Хотя я сама не понимаю, какой Ты. И какую придумать неправду, не знаю тоже.
Сегодня в школьной уборной, когда дверь моей кабинки случайно распахнулась, я видела, как у одной старшеклассницы из трусов капала кровь, прямо на пол. Она сунула в трусы много-много каких-то бинтов и стремительно выбежала, заметив меня. Рассказать мне об этом некому и некого спросить, что это за болезнь такая может быть. Я собираю их названия, потому что часто болела в саду. Одно время я даже хотела стать врачом, но потом передумала, – все-таки тыкать шприцем с иголкой в живого человека совершенно не вдохновляющее занятие. Нельзя посвятить жизнь строению внутренних органов, морщась от брезгливости.
А Эвтерпа молчит. Сейчас не до стихов, нам задано сочинение на мифическую тему «Кем я хочу стать?». Если бы я честно призналась, меня выставили бы на посмешище перед всем классом. Поэтому по поводу этой мечты я нема, как Русалочка. Ты тоже нем и все-таки говоришь со мной. Я спрашиваю: «Кто я?» Ты отвечаешь: «Ты – то, что тебе снится».
– Вместе с хомяком в кухне поселился домовой, – сказала мама кому-то по телефону. – Да, прям в противоположном углу, у меня там тазики за шкафчиком стоят… Ну и они выкатываются теперь регулярно. Нет… Нет… Никогда раньше не выкатывались сами. Веник поставить? Вверх или вниз ручкой?
С хомяком мы не подружились, он оказался скучным и глупым. Наверное, моя Классная права: я неправильная и ни с кем не умею дружить. Мама предложила придумать хомяку имя, но у меня отказало воображение, оказывается, я совершенно не представляю, как их обычно зовут, поэтому решила назвать хомяка просто Хомяк. Друга не держат в клетке, друга полагается держать за руку. Или на руках. Мне не хочется держать Хомяка на руках, хотя он и не против. Кажется, грызуны не те животные, которые способны привести меня в восторг. Но что поделаешь, это мамин подарок. Я выпускаю его гулять в зале, там все же меньше народу, но он заметно нервничает в открытом пространстве и предпочитает неподвижно сидеть, притаившись, под диваном. Впрочем, чаще всего я о нем забываю, особенно если он не подает признаков жизни в своей клетке, в которой убираться, к слову сказать, я тоже забываю, что очень не нравится маме.
– Ленточку повязать? Прямо на метлу? Зачем домовому ленточка? – спросила мама у кого-то по телефону.
Кое с кем Хомяк нашел общий язык, это точно. С одним из тех, кто прячется по углам, кого мама принимает за домового. Ему нравится Хомяк, и он балуется, выкатывая таз из-за шкафчика. Раньше он жил в детской, этот мальчик, а сейчас он перебрался поближе к Хомяку, вот кто его настоящий друг. Больше у меня нет пристанища у окна в кухне, эти домовые заполонили весь дом, не считая уборной, ванной и прихожей.
– Баба, а домовые существуют?
– Нет.
– А в сказках?
– В сказках бывают.
– А в жизни точно не существуют?
– Или Бог, или домовые. Каждому по вере его. Домовые – это суеверие. Для тех, кто верит в Бога.
– А духи? Духи существуют?
– Хм…
– Если есть Дух Святой, то должны быть и несвятые духи, может, они селятся в домах, как домовые, может…
– Ну ты и фантазерка!
– Но я их вижу, понимаешь? Они как люди, совсем как люди, только печальные, никогда не улыбаются, и глаза у них холодные.
– Можешь записать эту сказку, вырастешь, будет интересно перечитать. Твой папа тоже в детстве всякие истории выдумывал.
– Это не сказка, они живут в доме.
– В каком?
– В нашем доме, то есть в нашей квартире.
– А здесь не живут?
– Здесь у тебя в каждом углу Бог. Одних Божьих Матерей три штуки…
– О, Свента Мария!..
– А души? Души бывают?
– Ну конечно! У всех людей есть душа. И у тебя.
– А отдельные души, без тела, они могут потом в квартире жить?
– Нет. Души без тела попадают к Богу. Он определяет, куда они попадут: в Рай, в Ад или в Чистилище.
– Что еще за Чистилище такое?
– Место, где ты можешь искупить свои грехи, если они были… незначительные. Не смертные, значит. Где ты можешь очиститься для жизни вечной. Такой шанс дается нам, грешным…
– Получается, душа не переселяется в другое тело?
– У души одно тело. После смерти ее ждет Страшный суд. Когда наступит Конец Света, душа встанет из могилы в своем бывшем воплощении, возьмет крест свой и пойдет, дабы предстать перед Богом.
– А далеко идти надо?
– К землям Израильским.
– А сколько это километров от нас?
– Матка Боска, детка, я не знаю…
– А крест где взять, если у всех памятники? Как его тащить, такой тяжелый, к землям Израильским?!
– У каждого человека есть свой крест. И он его несет. Так говорится. И у нас, когда мы восстанем из мертвых, тоже появится крест…
– А те, кто утонул далеко в море, чьих тел не нашли?
– Они тоже восстанут. Не переживай. У Пана Бога каждая душа на счету.
– Как бы это мне так поближе к тебе быть во время Конца Света, чтоб ты мне подсказывала, что нужно делать… Я ведь обязательно что-нибудь напутаю. Но, может быть, нельзя будет совещаться и подсказывать, как ты думаешь? Мне кажется, я непременно начну пререкаться с Паном Богом и этим все испорчу. У меня к нему столько вопросов накопилось, и самый главный – это: как можно кого-то бояться и любить одновременно?.. Знаешь, я почти уверена, что доживу до Конца Света. Не представляю, что мне придется умирать. Интересно, откуда крест возьмется у живых в таком случае? А совсем маленькие детки, меньше меня, им кто-нибудь поможет крест тащить до земель Израильских?..
Я хотела девочку. Хотела помощницу. Многие уважаемые люди приходили в нашу едальню и хвалили мою стряпню. С девочкой сподручнее обустраивать столовую и вести хозяйство. Мой мечтатель-сын хорош только для ловли рыбы, но на то он и мальчик. Зато он прилично знает Тору и неплохо учится. Но я хотела еще и девочку. Нет большего счастья для матери, чем ее дети.
Насколько все скверно, обнаружилось в тот день, когда Ривка рассказала, что тела пропавшей дантистки и ее дочери нашли на окраине города. Если не щадят таких известных людей, для нас все кончено. Это первое, о чем я подумала. И теперь