там, один вроде как историк, он все выпытывал про форму стрел, а тот рассказывал, что вот если лепесток, то это вот это значит. А если дырку правильно провертеть, то стрела будет свистеть и пугать лошадей.

— Мало ли странного в мире происходит? — я пожал плечами. — А прикинь, он не врет, о чем бы ты его спросил?

— Про монголов что ли? — насупился Бегемот. — Это надо Алишера сюда, он все время по монголам загоняется… А у меня башка пухнет. А Саня там засел и выходить не хочет вообще.

— Думаешь, пора переместиться с тихой вечеринки на громкую? — спросила Ева.

— Так остальные же не хотят, — развел руками Бегемот.

— Дюша, а ты оставил послание на стене? — я заглянул нашему ударнику в лицо. — Может быть, поэтому тебя эта странная квартира не отпускает? И если не напишешь, то так до конца жизни и будешь блуждать по этим коридорам и комнатам…

— И слушать удивительные истории, точно! — подхватила Ева. — Все будут рассказывать разное и верить. А ты, как дурак…

— Так, все! — Бегемот нервно покрутил головой. — Я, кажется, сейчас уже во все поверю! Но давайте, чтобы все честно, да? Я напишу на стене, и мы пойдем!

— Да запросто, — хмыкнул я. Мне и правда было все равно. Тусовки и вечеринки я терпел скорее как необходимое зло, обязательный элемент светской жизни рок-музыкантов. Как когда-то всякие там группы в соцсетях. Вроде бы, и клиентов ты берешь не оттуда, а вот вынь да положь — всякая приличная фирма должна иметь живую и посещаемую группу вконтакте. Чтобы тематические посты, мемасы и доброутренние чмоки. Не группы? Странный ты… Так и здесь. На тусовки положено ходить. Не ходишь? Странный ты. И странный не в хорошем смысле, как Натаха, например. А в крайне фиговом таком. Не ходишь — выпадаешь из контекста, теряешь пульс времени, следовательно…

— Так, вот смотрите! — Бегемот показал мне и Еве карандаш. Синий. С одной стороны заточенный, с другой обломанный. Как и тот, красный, который мне Сусанна выдала. Будто кто-то сломал пачку карандашей пополам, чтобы их стало больше. — Я пишу послание! Честно-честно!

Бегемот нарисовал букву «Х». Потом добавил букву «У». Повернулся к нам, ухмыльнувшись.

— А вы не подглядывайте! — погрозил он нам. — Хотя ладно, можете смотреть!

«Художнику всякий хочет понравится. Только художник никого не любит. Посвящается Клэр. Привет Димону», — написал Бегемот.

— Все, я сделал! — победно заявил он. — Пойдемте уже!

— Подождите, — сказала Ева, болтая ногами. — Но ведь я еще не писала послание! А если и правда, пока не напишу — не выпустят?

— Блин, ну так не тормози! — воскликнул Бегемот и сунул Еве в руку карандаш. — Давай я даже тебя подсажу, там есть на высоте свободное место еще. Пиши, и пойдем уже!

— А вы куда? — в коридоре появился Макс. Растрепанный слегка, рубашка расстегнута до пупа. Один, без Сусанны.

— На Васильевский, — ответил я. — Ну, Костян куда приглашал, помнишь?

— Да-да-да! — Макс молитвенно сложил руки. — А можно я тоже с вами?

Глава 9

— Но ведь уже два часа ночи, как мы через мост-то пройдем? — спросил Бельфегор, который выскочил вместе с нами из квартиры Сусанны практически в последний момент. Сначала он сказал, что хочет остаться, но потом вдруг передумал.

— Зимой мосты не разводят, — не задумываясь, ответил я.

— Далеко нам тащиться, получается, — вздохнул Макс, кутая нос в широкий шарф. — Новокиневск за это время весь насквозь пройти можно.

— Ну и ладно, — безмятежно улыбнулась Ева, подставляя лицо желтому свету фонарей. — Здесь все такое странное. И ночью совсем другое, чем днем…

Другое, да. Фонари в Новокиневске возвышались на столбах вдоль улиц. Здесь — болтались в паутине проводов прямо над проезжей частью. Спящие дома, каждый из которых отличался друг от друга. Редкие ночные прохожие… Впрочем, прохожие были такими же. Спешили, пряча друг от друга и от нас свои лица.

— Спящий слон, прикольно, — сказал Бельфегор, оглядываясь через мост на четыре трубы, возвышающиеся над частично скованной льдом Фонтанкой. — Вокруг все как будто такое праздничное, и трубы, как будто завод.

Интересное дело. Где-то внутри меня бытовало убеждение, что Питер девяностых — это жутко криминальное место. Ну, там «Улицы разбитых фонарей», «Бандитский Петербург», вот это все. Причем сам я эти сериалы не смотрел, просто образ сложился как-то по рассказам и трепу. Но вот мы здесь, и нет такого ощущения совсем. Даже в Новокиневске «бандитскость» ощущается отчетливее. Питер в этот визит воспринимался немного сонным и неспешным. Как человек, только что вынырнувший из тяжелой болезни.

Хотя… Угол зрения, да. Я уже думал об этом раньше, но сейчас, когда мы топали по пустынным питерским улицам, мысль снова вернулась. Разные миры. Все эти бандиты, братки и рэкетиры существовали в одном пласте реальности. А мои «ангелочки», я сам и прочая патлатая братия — в другом. Неформалы довольно регулярно пикировались, а то и дрались с коротко стриженным хулиганьем, но это было другое. Обычные такие разборки. Причем лично ко мне на улице цеплялись… Ну, разве что пару раз, да и то как-то несерьезно. Такие разборки я и в детстве помню. «А с какого-то района, пацан?»

Бандиты не интересовались нами — что им какие-то там нищие волосатики, вскладчину покупающие в ларьках дешевенькое бухло? А мы, соответственно, не интересовались бандитами. Недостаточно в них было… гм… возвышенности и философскости. И в музыке они ни черта не понимали, опять же. Так и идем, получается, параллельным курсом — неформалы отдельно, бандиты отдельно. И прически наши этих самых бандитов тоже не особо волнуют.

Место мы нашли неожиданно легко. Костян объяснил, что это вроде как коммуналка на последнем этаже, где обитают только все свои, никаких злобных теток, безжалостно насаждающих график уборки, и мамаш с ноющими детьми, которым нужна тишина. Так что можно зажигать в любое время суток. В общем, последние пару кварталов мы шли тупо на звук — песен, воплей и бодрого ржача. Было уже около трех ночи, но сворачиваться в тихие кухонные посиделки эта гулянка явно не собиралась.

— Боржич удавился бы за такую квартиру! — воскликнул Бельфегор, когда мы поднялись на