Салонные "фацетии"

Фацетии очень похожи на заранее приготовленные анекдоты для развлечения того общества, в каком Леонардо чаще всего приходилось вращаться при дворе. Так и кажется, что, когда его просят рассказать что-нибудь, он делает вид, будто припоминает что-то — как делают все опытные рассказчики, — и потом начинает: "Одного художника спросили, почему на своих картинах он рисует таких красивых людей, а детей произвел на свет некрасивых. Потому, отвечал художник, что картины я делаю днем, а детей — ночью".

Или что-нибудь еще более непристойное и не такое короткое. Дамы стыдливо, но без гнева закрывают лица веерами, мужчины громко хохочут — и все довольны.

А то, что в его записях называется "пророчествами", — частью не что иное, как салонные загадки, порой простые, порой хитроумные: некоторые из них до сих пор не могут разгадать.

Но, когда Леонардо приходилось вести беседу серьезно, он старательно изучал собеседника, чтобы убедить и заставить смотреть на вещи его, Леонардо, глазами. Но сам он не раскрывался ни перед кем. И не раскрылся до конца.

Все внешние данные и факты, которые уже приведены и будут еще приводиться, еще не раскрывают его сущности. Они скорее говорят о том, каким он хотел показать себя, чем о том, каким он был в действительности. Трудно приписать Леонардо какой-нибудь непроизвольный поступок или действие, совершенные в состоянии аффекта. Он никогда не станет бросать досками в римского папу, пришедшего посмотреть не совсем оконченную работу, как делал Микеланджело; никогда не ударит кинжалом "между шейным и затылочным позвонком" досадившего ему человека, как Бенвенуто Челлини; никогда не запустит чернильницей в черта, как Лютер. Он всегда владел собой и избегал всего, что похоже на эпатаж. Происходило это не потому, что у него не хватает темперамента. Человек без темперамента не мог бы быть ни таким художником, ни таким разносторонним ученым, ни вообще человеком, способным увлекаться до самозабвения научными или художественными проблемами.

Таланты Леонардо?

В это время в Милане в его заметках появлялась мысль о быстротекущем времени: "Речная волна, которую ты осязаешь рукой, является последней, которая уже утекает, и первой, которая только примчалась: то же происходит и со мгновениями времени".

Кто-то сказал: чтобы понять большого человека, нужно узнать, в чем он мал. А в чем мал Леонардо? Придется указывать много различных моментов, которые с теперешних точек зрения по-серьезному умаляют образ Леонардо. А ставились ли они ему в вину по критериям того времени? Чаще всего нет. Наоборот, то, что ссорило его с его окружением, нам теперь отнюдь не представляется ничем, умаляющим Леонардо.

Поэтому добросовестному историку остается одно: собирать внимательно все факты, помогающие понять Леонардо.

…Война с Венецией скоро окончилась, и Леонардо не пришлось испробовать свои военные таланты: ни пушки, ни мины, ни камнеметы, ни танки, ибо то, что он предлагал в своем письме к Моро, было не что иное, как первая идея танка — никакие его наступательные и оборонительные изобретения не были пущены в дело. Но Моро, лучше узнав Леонардо, сделал его одним из "герцогских инженеров" и поручил ему серьезные работы.

Леонардо зачислили в коллегию этих самых герцогских инженеров, где наряду с ним работал крупнейший архитектор того времени — Браманте.

После войны Леонардо мог обратиться к тем мирным занятиям, которые он перечислял в своем письме. Опять начались празднества и увеселения миланского двора. Леонардо уже вполне освоился в этом обществе, где на каждом шагу подстерегали опасности, где нередко применяли кинжал и яд для того, чтобы убрать с дороги кому-либо досадившего человека. И здесь Леонардо пригодились его светские таланты, в том числе и его способность играть на лютне и петь.

Он был лучшим импровизатором стихов своего времени. Он был нужен как художник-оформитель придворных празднеств, но Лодовико Моро поручил ему и более серьезную работу: как инженеру ему было предложено заняться укреплением и украшением гигантского герцогского замка, над возведением которого трудились многочисленные предшественники.

Адепт черной магии?

Был ли Леонардо адептом магии? Вряд ли Леонардо был прекрасным фокусником, хотя современники все же называли его магом. Он мог вызывать из кипящей жидкости многоцветное пламя, вливая в нее вино; легко превращал белое вино в красное; одним ударом ломал трость, концы которой клались на два стакана, не разбив ни один из них; наносил на конец пера немного своей слюны — и надпись на бумаге становилась черной. Чудеса, которые показывал Леонардо, настолько впечатляли современников, что его всерьез подозревали в использовании "черной магии". К тому же возле гения постоянно крутились странные, сомнительной нравственности личности вроде Томазо Джованни Мазини, известного под псевдонимом Зороастр де Перетола, — хорошего механика, ювелира и одновременно адепта тайных наук…

Замок Сфорцеско и "Дама с горностаем"

Миланский кастелло Сфорцеско — огромное сооружение с бесчисленными зданиями, мощными стенами, бастионами и рвами, которое считалось неприступным при тогдашнем уровне осадного искусства. (По его образцу был, кстати, построен Московский Кремль.)

Хитросплетение стен, башен, бастионов, рвов и зданий было таким запутанным, стены и равелины, соединенные между собой шестьюдесятью двумя надежными мостами, уставленными 1800 всевозможных орудий, казались такими грозными, что герцог Моро был совершенно спокоен. Он, мастер окольных ходов, художник вероломства, забыл, что самые высокие стены, самые глубокие рвы, самые крепкие бастионы не могут устоять против очень простого наступательного приема — измены.

Пока, хотя политическое небо было не вполне безоблачно, гроза военной непогоды громыхала вдалеке, и Леонардо должен был заботиться не столько об укреплении, сколько об украшении: ведь в кастелло находились также дворцы, где жили и герцог, и приближенные герцога, и советники, и Чечилия Галлерани, придворная и любовница Лодовико Сфорца с его маленьким сыном, и старшая его побочная дочь Бьянка Сфорца, вышедшая потом замуж за кондотьера Галеаццо Сансеверино. В замке герцога также находились и арсеналы, и архивы, и казначейство, и знаменитая "Башня сокровищ", где Лодовико, один из самых богатых в Европе властителей, хранил свои драгоценности.

Кстати, именно Чечилия позировала Леонардо для картины "Дама с горностаем" (около 1490 г.). Это единственная работа художника, находящаяся в Польше, и один из четырех женских портретов, написанных художником.

Данная картина была куплена около 1800 г., вероятно в Италии, князем Адамом Ежи Чарторыйским и подарена его матери, принцессе Изабелле. Долгое время считалось, что это портрет неизвестной дамы. Однако, сравнивая изображение с рисунками другого портрета, сделанными Леонардо, и описаниями предполагаемой любовницы короля Франции, называемой "прекрасная ferronntere", принцесса Изабелла решила, что в обоих случаях изображено одно и то же лицо. Она велела поместить на картине не совсем грамотную надпись, которая и сейчас достаточно хорошо видна слева вверху: La Belle Ferronire de Leonard da Wind.