Лебедев между тем поглощал кашу и не отказывал себе в закусках.

– Да что вас так расстроило? – спросил он с набитым ртом.

– Нарышкин сказал, что приехал ранним поездом. Но за такое время ему не успеть пешком с вокзала, я проверил. Ботинки его в мокрой грязи. Значит, ходил не по улицам, а по сырой траве. На посылке, которую он якобы получил от какого-то профессора, следы пыли. Взял из кладовки, что первое попало под руку. Вывод: в Петербург он не ездил. Если проверить по адресу, все сомнения отпадут.

– Но ведь он же при нас сел на поезд?

– С перрона мы ушли раньше отправления. Он вышел. Поезд отправился без него.

– А для чего это ему было надо?

– У меня было логичное объяснение: он следил за нами. И хотел убедиться, что мы уехали. Когда же мы не сели на поезд, он последовал за нами.

– Почему вы так думаете?

Ванзаров поковырял кашу, испустившую прощальный дымок, и положил ложку.

– Это он приходил ночью. Я узнал его фигуру, когда он шел к дому.

Аполлон Григорьевич облизал ложку, каша была недурна, и пододвинул закуски.

– Зачем какому-то задрипанному ассистенту игры в филеры?

– В этом-то и заключается моя вторая ошибка, самая большая, – ответил Ванзаров. – Я был уверен, что готовится убийство Федорова. Зачем убивать человека, который и так покончит с собой, надо только подождать. Судя по его лицу, ждать недолго.

– Ну, извините, что не доставил вам удовольствия расследовать интересное дело… Сейчас доедим и вернемся в столицу. Может, там уже что-то произошло.

– Нет, не вернемся. Я, во всяком случае, остаюсь.

Вилка с куском буженины не дотянула до рта и вернулась в тарелку. Лебедев был несколько озадачен.

– В чем причина такого странного решения?

– Главная причина: Федоров отказался показать эксперимент.

– Хотите его насильно заставить? Так мой вам совет: не тратьте время. После всего случившегося я несколько по-иному смотрю на бывшего коллегу. Скорее всего, он обычный враль и бездарь.

– Вот это и есть самое непонятное, – сказал Ванзаров. – Никак не стыкуются логические звенья. Здесь что-то есть неочевидное и тем более опасное.

Он принялся есть, не чувствуя вкуса и глотая ложку за ложкой. Логические звенья бились друг о друга, аж искры летели. Во всяком случае, Лебедеву так показалось. Когда Ванзаров впадал в легкое оцепенение, сродни сну наяву, он любил за ним подглядывать. Глаза его совершенно неподвижно смотрели куда-то далеко, а кончики усов чуть шевелились, точно стрелки прибора, показывающего давление в котле. Хоть картину пиши: работа мысли во всей красе.

Ванзаров очнулся так же внезапно. Он вдруг спросил о письме Федорова, сохранилось ли оно. Лебедев проверил карманы и обнаружил мятый конверт, который хотел тут же растоптать на полу трактира. Ванзаров упросил этого не делать. Напротив: изучить тщательно, особенно обратную сторону. На клей пристала крохотная блестка, ему хотелось узнать, что это такое. Лебедев вынужден был признать: блестка была, и он сразу не обратил на нее должного внимания. Ради такого эксперимента возвращаться в Петербург ему было лень. О чем он немедленно заявил, но обещал справиться с тем, что мог предоставить Царскосельский участок. Есть же у них хоть какая-то медицинская часть, а в ней микроскоп.

Аполлона Григорьевича подстегивал не столько научный интерес, сколько ему отчаянно не хотелось уезжать. Зная Ванзарова, он предчувствовал, что самое интересное только начинается. И что же – все случится без него? Такого Лебедев допустить не мог. Он не стал задерживать друга, который, толком так и не поев, уже собрался куда-то, причем не стал уточнять, куда именно. Они условились встретиться в участке.

А там видно будет.

Молодой человек ничем не отличался от обычного горожанина скромных возможностей, разве усы имел приметные, вороненого отлива. На них заглядывались местные барышни и, прикрывшись ладошками, обсуждали их, хихикая и то и дело стреляя глазками. Ни одно женское сердце не могло остаться равнодушным к такой красоте даже в Царском Селе, избалованном подтянутыми военными. А уж соперничать с кирасирскими усами не каждый решится. Молодой человек старательно делал вид, что ничего не замечает вокруг, а всего лишь приятно прогуливается. Он только разок остановился спросить дорогу к Николаевской гимназии, поблагодарил и пошел в противоположную сторону. Причем старался идти мимо витрин, в которых отражалась и другая сторона улицы, и то, что делалось у него за спиной. Не сказать, чтобы там происходило что-то особенное. Всего лишь какой-то невзрачный субъект маячил позади всю дорогу от самого трактира. Выйдя в Бульварный переулок, Ванзаров вдруг резко повернул назад и пошел прямо на него. Субъект растерялся, не зная, как поступить, тем самым обнаружив, что незнаком с основами филерского дела и слежки за объектом. Пока он пребывал в метаниях, Ванзаров быстро нагнал его и прижал локтем к стене так, что тот охнул и уже не мог сопротивляться

– Милейший, если спросить о чем-то желаете, так не стесняйтесь. Не люблю, знаете ли, когда за спиной ошиваются незнакомые личности.

Пойманный заулыбался щербатым ртом, стянул черную заводскую фуражку и завозился, как поросенок на вертеле, кряхтя и не в силах издать ни звука. Ванзаров милосердно убрал локоть. Мужичонка охнул и втянул голову в плечи, чтобы ловчее заглядывать в лицо.

– Прощения просим, почтенный… Мир шлет вам почет и уважение.

Приветствие высшей марки оставило Ванзарова равнодушным.

– Мир вашему дому, – ответил он, соблюдая положенный этикет и тем самым показывая, что у него нет казенного или того хуже – сыскного интереса к местной воровской общине. На большее субъект рассчитывать и не мог: пожимать друг другу руки им не полагалось. У каждого на то были свои причины. Впрочем, известные обоим.

Что поделать: даже во дворцах живут тараканы. Царское Село не было исключением. Здесь, как положено, имелся свой воровской старшина, который присматривал за порядком. Только вела себя братия тихо и незаметно, не в пример столице. Чтобы не беспокоить по всякой ерунде покой пристава Врангеля, да и не нарываться на неприятности куда большие, чем рейды полиции. По сводкам Ванзаров знал, что в городе в основном совершаются кражи и мелкие мошенничества, чаще всего с гостями из столицы. До ограбления на улицах или убийств дело не доходило.

Субъект, между тем, выражал крайнюю степень улыбчивости, того гляди рот порвется.

– Окажите почтение, не побрезгуйте чаю испить, – проворковал он. – В трактире стол для вас накрыт.

– Пил уже, сыт. Если разговор, здесь прямо поговорим.

Мужичонка заволновался, отчего стал мелко и суетливо елозить рукавами ношеного пальто.

– Это как же на улице? Разве ж можно…

– Мне скрывать нечего. Коли старшине надо, пусть приходит сюда. Жду пять минут.