— Дмитрий Степанович, скорее! — кричал Любинский.

— Не медлите! — вторили ему Батяня и сержант.

Какими-то немыслимыми усилиями Пересветов выбрался из машины. При этом он ухитрился утопить телефон и сумку, не говоря уже об остальном. Ободрав щеку, губернатор очутился в яме. Попытавшись схватиться за край дерна, Пересветов вырвал его, и только.

Долго выбирать было некогда. Правая нога сразу провалилась по колено. Пересветов инстинктивно перенес тяжесть тела на левую ногу, но, как оказалось, и это не помогло. Она тоже провалилась.

Утопающий лихорадочно осмотрелся. Рядом находился спасительный куст ольшаника. Но как до него дотянуться? Стараясь ухватиться за ветку, губернатор протянул руку, но от этого движения провалился в трясину уже до пояса. Задача, правда, была достигнута — рука все же успела схватить ветку. Выдержит или нет? Все дальнейшие попытки выбраться из трясины заканчивались неудачно. Чем сильнее барахтался и дергался Пересветов, тем глубже его засасывало. Силы все убывали, а страх холодной змеей заползал в душу и обессиливал тело.

Пересветов понимал, что надо мыслить хладнокровно и не дать страху, панике окончательно завладеть собой, иначе — конец. Но, раз за разом обрываясь, оказываясь все глубже и глубже, он все меньше мог контролировать сам себя. Перед глазами начали проплывать какие-то картинки из прошлого, что его напугало еще больше. Зная, что минувшая жизнь проходит перед мысленным взором обычно перед смертью, Дмитрий Степанович задергался сильнее. И в этот момент ветка, спасительная ветка, обломалась. Сердце билось все сильнее, почти уже выскакивая из груди.

— Спасите! — заорал губернатор.

Ощущение, что жизнь может закончиться так нелепо, не придавало сил, а, наоборот — делало движения бессмысленными и бесполезными. Трясина не желала отпускать Дмитрия Степановича из своих мерзких объятий. В голову лезли панические мысли по поводу того, что «погибать сейчас никак нельзя». Пересветов видел свои перспективы слишком хорошими, для того чтобы вот так глупо, по-идиотски погибнуть в этой кошмарной трясине.

Видя, что ситуация выходит из-под контроля, Батяня отполз метров на тридцать и подобрал мертвый, но еще крепкий ствол березки — выбирать-то все равно было не из чего. Дальнейший путь пролегал в направлении судорожно барахтающегося Дмитрия Степановича. Тот погружался все глубже, издавая при этом душераздирающие звуки. Медлить было нельзя.

Лавров подполз поближе, волоча березку.

— Держи! — с этими словами он попытался подсунуть средство спасения утопающему.

Правда, как оказалось, длина березки и расстояние не позволяли вытащить губернатора. Видя, что ничего не выходит, тот, выкатив глаза, захрипел, словно задыхаясь.

На помощь пришел Ломакин. Крепко держа Батяню за ноги, он позволил тому проползти по колыхавшейся травяной подушке еще пару метров. Вот они-то и оказались спасительными. Пересветов ухватился за березку. Пыхтя от совместных усилий, вся троица надрывалась, и постепенно это стало давать результаты. Сантиметр за сантиметром, но красный от натуги как рак Пересветов все же был вытащен из объятий болота.

Куда девалась вся спесь и солидность главы края — сейчас он не был похож сам на себя и смотрелся, словно мокрая курица. Его трясло от напряжения.

— Ф-фу! — выдохнул Пересветов, вытирая грязь с лица. — Я уж и не верил, что жив останусь.

— Дмитрий Степанович, я так рад! — восклицал секретарь, суетясь вокруг.

Неожиданно Ломакин, обведя всех взглядом, расхохотался.

— Ты что, сержант? — недоуменно поинтересовался Батяня.

— Да это я так, товарищ майор… — Ломакин посерьезнел. — Как все быстро-то измениться может, в одно мгновение. Сейчас все на каких-то чертей похожи.

И на самом деле все четверо, только что избежавшие смерти, были грязные, мокрые…

— Смешно ему, — хмыкнул Пересветов, быстро забывая свой недавний животный страх, — тут плакать надо. И телефон спутниковый утонул вместе с джипом! Вот ведь скотство! Ничего, я им устрою, сволочам!

Губернатор погрозил кому-то кулаком.

Лавров задумался. Положение, конечно, складывалось далеко не самое лучшее. И все из-за чьего-то самодурства…

— Что же делать-то?! — бушевал окончательно пришедший в себя губернатор, кроя все на свете трехэтажным матом. — Транспорт надо вызывать, а связи нет, мобила здесь не берет…

— Нужно выбираться к катеру, — заметил Батяня, — другого варианта, господин губернатор, у нас нет.

— Да как же тут выберешься, когда сидим, словно на минном поле? — казалось, что Пересветова сейчас хватит апоплексический удар.

Он побагровел, взвинчивая себя все больше.

— Я пойду, — негромко, но твердо сказал Ломакин.

— Ты?! — изумился губернатор.

— А кому же еще-то пройти? — резонно проговорил сержант. — Если я не пройду, то другой и подавно.

При всей разности мнений, в данном случае это предложение никаких сомнений не вызывало.

— Да… хорошо. Правильно, иди, сынок, — кивнул Пересветов. — На тебя теперь вся надежда.

Неожиданно у главы края проснулась симпатия к парню, которому он пообещал в случае спасения только что не золотые горы. Снабдив военнослужащего инструкциями о том, что ему предстоит делать на катере, его отправили в дорогу. Ломакин подобрал длинную, но легкую жердь и не спеша стал удаляться.

— Как думаешь, майор, дойдет он? — спросил губернатор.

Дмитрий Степанович нервно грыз ногти, глядя на уходившего десантника.

— Парень смышленый… — развел руками Батяня.

Ответа на этот вопрос у него не было, да и откуда ему взяться? Оставалось лишь надеяться на опыт и смекалку сибиряка. А как успел убедиться майор, эти качества у Ломакина присутствовали.

* * *

Благодаря опыту и природному чутью, сержанту удалось выбраться на твердую почву. На это, правда, было затрачено немало времени и усилий, но тут уж спешить не стоило, поскольку болото спешки не любит. Каждый неверный шаг здесь запросто может стать последним. Тем более что сейчас от действий Ломакина зависела судьба еще нескольких людей.

Идя вперед, время от времени он спугивал каких-то местных обитателей, несколько раз до него доносился шум убегавших зверей. Места, по которым пробирался Ломакин, были живописны. Белые березы стояли рядом со светло-зелеными лиственницами, из высокой травы и кустарников поднимались каменные глыбы, а среди них прокладывал себе дорогу извилистый ручеек.

Тайга жила своей жизнью. Идя берегом реки, сержант увидел, как неподалеку, у воды, клевал что-то в мелкой гальке глухарь. Заметив человека, большая птица взлетела, и, рассекая сильными крыльями напоенный запахами таежный воздух, полетела в чащу. Проводив взглядом глухаря и невольно позавидовав его крылатым возможностям, сержант продолжил путь к катеру.