Детям, особенно маленьким, пяти-шести лет, честно говоря, все равно. Ходили туда, теперь пойдем сюда. Страдают в основном родители.

Моего сына выгоняли из секций дважды. Первый раз – из шахматного клуба. Вася делал успехи, занимался с увлечением, участвовал в турнирах. Но вдруг в один миг все пошло не так. Василий начал срывать турниры, даже внутриклубные, сбрасывал со стола шахматную доску и уходил. Я спросила, в чем дело, и сын признался – он понимал, что допустил ошибку и партия проиграна, за два хода до того, как это доходило до противника.

– Если противник не понял, что ты ошибся, ты имел шанс выиграть! – убеждала я сына.

– Это уже не интересно, – отвечал он, – я упустил красивую комбинацию.

Отчислили его после того, как он бросил в стену часы.

– А зачем было швырять часы в стену? – спросила я.

– Не знаю, я не помню. Прости. – Сын говорил искренне.

Второй раз его выгнали из теннисной секции. Опять же, он считался лучшим в группе, перспективным и все такое прочее. Да, с нервной системой оставались проблемы – в случае досадного проигрыша сын ломал собственную ракетку, за что получил прозвище Джон Макинрой. Я была готова прекратить эти тренировки, потому что семейный бюджет не выдерживал покупок новых ракеток. На одном из соревнований сын не просто сломал очередную ракетку, но и сорвал сетку. Тренер сказал: «Все. Забирайте. Переводите в футбол, например. Вашему сыну индивидуальные виды спорта не подходят категорически. Ему нужно с кем-то разделять ответственность за поражение». Я согласилась с тренером, не стала спорить. Хотя должна была, как мать. Ведь за психологическую устойчивость, готовность к соревнованиям в большей степени отвечает тренер, а не родитель. Я даже не могла стоять на трибуне и следить за игрой сына – он заставлял меня выйти на улицу. Я его отвлекала, мешала. Мамы детей-спортсменов меня поймут. Да я и сама была не в силах сидеть в зале – у меня сердце останавливалось при каждой подаче.

К счастью, сын нашел себе вид спорта по душе – стрельба из пневматической винтовки. Дострелялся до первого взрослого разряда. В удовольствие. Лишь потому, что его тренер – пожилая женщина, маленькая, сухонькая, орущая матом, вызывающая ужас одним своим появлением в тире, – с ним поговорила. И сын не портил имущество и выходил на соревнования психологически готовым.

Дочь тоже выгнали из художественной студии, когда ей было года четыре. На каждом рисунке она изображала человеческую фигуру. А на фигуре – обязательно обозначала пупок. У нее просто мания пупков была. Даже если она рисовала принцессу в платье, то на месте пупка рисовала цветок. Мне тоже советовали обратиться к психологу на предмет пупка как проявления зависимости от авторитарной матери, недостатка внимания в семье и прочих проблем, включая внутриутробные. Слава богу, мне хватило здравого смысла не слушать про пупочные травмы и пуповину, которую моя дочь пытается перерезать, чтобы отделиться от меня раз и навсегда. Или про то, что, наоборот, девочка пытается создать эту пуповину, потому что я плохая мать и отрезала от себя ребенка.

К танкам, поездам, машинам, пожарам, которые так любят изображать дети, а также роботам, монстрам, вампирам и прочей нечисти педагоги относятся так же, как к пупкам на рисунках моей дочери. «Срочно психолог, психоневролог, психотерапевт и все остальные специалисты с приставкой психо-!» Родители впадают в панику и вспоминают все свои грехи и невыполненные или, наоборот, перевыполненные обязательства. Сейчас диагноз ставится по любому проявлению детской фантазии. Пупок – нарушенная связь, танки – сложная обстановка в семье. Пожар, горит дом – нарушение всех связей. Поезд, машина, трактор – желание сбежать. Человек, нарисованный без лица, – отсутствует самоопределение. Девочка, изображенная в виде мальчика, – гендерные противоречия. Про домик без окон – традиционный тест для малышей – я даже вспоминать не хочу. Все дети обязаны рисовать домик с окнами, иначе – диагноз.

Буквально на днях я шла мимо нашего районного детского сада. Пятилетний мальчик говорил маме: «Не хочу в этот сад. Когда меня оттуда выгонят?» «Если будешь так себя вести, то скоро!» – ответила мама.

Конечно, родителям очень важно, чтобы их ребенок был самым умным, самым спортивным, самым-самым.

Эту историю рассказала моя знакомая Аня. Она очень ответственная мать. За четыре года, что ее сын Кирилл учился в школе, она не пропустила ни одного конкурса, ни одного родительского собрания, ни одного внеклассного мероприятия. Субботник, заклеить окна в классе, нарядить елку, изготовить поделку – Аня всегда в первых рядах. Один раз у нее даже случился небольшой конфликт с учительницей. Дети готовились к конкурсу чтецов, а Кирилл не обнаружился в списке участников. Ответственная мать побежала к учительнице и выяснила, что Кирилл, безусловно, хороший мальчик, но стихи читает так себе, хуже Лизы и Степы. Так что без обид. Аня, естественно, обиделась.

Она уже засыпала, когда замигал телефон. Мама из родительского комитета, отвечавшая за оповещения о мероприятиях, напоминала – завтра соревнования состоятся в спортивном зале старшей школы. Сбор в 9:00. Аня немедленно проснулась и схватила телефон. Какие соревнования? Мама из комитета ответила, что не знает, просто передает информацию. И что учительница сказала: «Те, кто участвует, и так в курсе». Аня спросила у коллективного родительского разума – кто знает? Какие дети участвуют? И, главное, в чем? И почему остальные дети не участвуют? Поскольку на часах было уже одиннадцать вечера, дети спали. Мамы так и ответили: спросить не можем, дети спят. И вообще, какая разница? Суббота. Вместо того чтобы отсыпаться, в школу придется тащиться. Ну те, кто в курсе, пусть и участвуют. А мы спать будем. И вообще – пожалейте детей. Они и так загружены до предела.

Аня понимала, что в столь поздний час писать учительнице сообщение неприлично. Но ее материнское тщеславие уже было уязвлено. Значит, есть избранный круг детей, которые в чем-то участвуют, а есть те, что отвергнуты. И ее Кирилла уже записали в неудачники. Вспомнить хотя бы конкурс чтецов. Разве это справедливо? Почему такой избирательный подход к детям? Разве в этом нет умысла и разделения на «любимчиков» и прочих? Аня написала в родительский чат про несправедливость, возмутилась, что такая важная информация не доносится до родителей напрямую. Ведь дети и забыть могут! Чат отреагировал вяло, поскольку хотел спать и не желал никаких соревнований в субботу утром.

Наконец нашелся один неспящий ребенок, чья мама вежливо сообщила, что соревнования, кажется, по баскетболу. Но лучше уточнить: может, и по волейболу. Аня потребовала подробностей: кто конкретно из детей в команде? Неспящий ребенок доложил: все высокие мальчики. И те, кто хорошо бросает мяч. Куда бросают – ребенок-информатор не помнил, поскольку был часто болеющей девочкой с освобождением от физры. Тут Аня подошла к постели спящего сына и попробовала оценить его рост – достаточно ли он высокий для баскетбола или нет? А для волейбола? По большому счету, конечно, нет – Кирилл пошел в отца, в котором едва набиралось метр семьдесят пять. Высокая Аня, которая еще со времен романа с будущим мужем и отцом Кирилла отказала себе в обуви на каблуках, надеялась, что сын еще вырастет и пойдет в ее породу. И, кстати, она ведь играла в баскетбол в школьной команде, и весьма успешно. Ей даже советовали перейти в профессиональную спортивную секцию, но мать запретила – и так дылда выросла, кто такую замуж возьмет?