функционирования сознания, что чревато опасностью сильного разобщения с бессознательным. Чем дальше при посредстве направленного функционирования мы отдаляемся от бессознательного, тем вероятнее, что мощная противоположная позиция возникнет в бессознательном, а ее прорыв в сознание может иметь нежелательные последствия.

[140] Анализ позволяет глубоко изучить значимость воздействия бессознательного, и мы столько выяснили из этих практик для нашей повседневной жизни, что полагаем неразумным рассчитывать на исключение или бездействие бессознательного после так называемого завершения лечения. Многие пациенты, смутно сознавая истинное положение дел, никак не могут решиться на отказ от анализа, пусть они и аналитики находят это ощущение зависимости утомительным. Зачастую пациенты боятся самостоятельно встать на ноги, образно выражаясь, ибо опыт им твердит, что бессознательное снова и снова вмешивается в их жизнь – назойливо и самым непредсказуемым образом.

[141] Раньше считалось, что пациенты смогут вести нормальную жизнь, едва приобретя достаточно практических знаний о самих себе, чтобы понимать свои сновидения. Впрочем, опыт показывает, что даже профессиональные аналитики, от которых следовало бы ожидать мастерского умения в толковании сновидений, зачастую капитулируют перед собственными снами и вынуждены обращаться за помощью к коллегам. Если даже тот, кому положено быть экспертом по данному методу, оказывается не в состоянии удовлетворительно истолковывать свои сновидения, стоит ли сетовать на обыкновенных пациентов. Надежды Фрейда на то, что бессознательное может «истощиться», не оправдались. Жизнь в сновидениях и вторжения из бессознательного продолжаются, mutatis mutandis[137], как заведено.

[142] Широко распространенное заблуждение гласит, что анализ в каком-то смысле является «курсом лечения», по прохождении которого человек выздоравливает. Это свойственное непосвященной публике отношение сохранилось с ранних дней психоанализа. Вообще анализ можно определить как регулировку психологической установки с помощью врача. Естественно, что такая заново обретенная установка, больше соответствующая внутренним и внешним условиям, может существовать достаточно долго, но известно крайне мало случаев, когда пациенту хватает всего одного «курса лечения». Верно, медики в своем оптимизме никогда не чурались публичности и исправно извещали мир о составлении каких-либо «всемогущих» лекарств. Однако нас не должно обманывать слишком человеческое[138] отношение практикующего врача; необходимо помнить, что бессознательное продолжает жить и постоянно порождает проблематические ситуации. Впадать по этому поводу в пессимизм нет причины; мы наблюдаем обилие превосходных результатов, достигнутых благодаря везению и упорному труду. Но это не должно мешать нам признавать, что анализ не является чудотворной «панацеей»; он, прежде всего, есть более или менее тщательная регулировка. Не бывает перемен, настолько безусловно стойких, что они сохранялись бы длительные периоды времени. Жизнь всегда будет ставить новые задачи. Конечно, имеются чрезвычайно живучие коллективные установки, которые позволяют разрешать типичные конфликты. Коллективная установка позволяет индивидууму безболезненно встраиваться в общество, поскольку она воздействует на него подобно любому другому жизненному обстоятельству. Но затруднения у пациента вызываются как раз тем фактом, что его личная проблема не может без преград подстроиться под коллективную норму; здесь требуется решение индивидуального конфликта, чтобы цельная личность оставалась жизнеспособной. Рациональные решения тут не годятся, и не существует такой коллективной нормы, которая могла бы безо всякого ущерба заменить индивидуальное решение.

[143] Новая установка, приобретенная в ходе анализа, рано или поздно становится неадекватной, причем становится неизбежно, поскольку непрерывное течение жизни снова и снова требует повторной адаптации. Адаптироваться раз и навсегда невозможно. Разумеется, мы вправе настаивать на том, чтобы аналитик подготовил пациента к относительно безболезненной смене направлений развития на последующих этапах его жизни. Опыт показывает, что такое требование вполне обоснованно. Мы неоднократно встречали пациентов, которые выдержали тщательный анализ и благодаря этому проще воспринимали свою последующую жизнь. Тем не менее затруднения на этом пути возникают довольно часто и порой способны доставлять серьезные неприятности. Вот почему даже пациенты, прошедшие через тщательный анализ, нередко вновь обращаются за помощью к своему аналитику по прошествии какого-то времени. Учитывая медицинскую практику как таковую, в этом нет ничего необычного, но такое положение дел противоречит чрезмерному энтузиазму терапевта и убежденности в том, что анализ непременно сулит «панацею». Если уж на то пошло, вряд ли стоит вообще ожидать появления формы терапии, которая избавит человека от всех трудностей. Человек вообще нуждается в трудностях; они необходимы для душевного здоровья. Здесь мы говорим только об их избытке.

[144] Основная задача терапевта заключается не в том, чтобы избавить пациента от сиюминутных затруднений, а в том, чтобы предусмотреть успешное преодоление будущих трудностей. Вопрос звучит так: какая умственная и нравственная позиция будет полезной в отношении тревожащего нас воздействия бессознательного и каким образом внушить эту позицию пациенту?

[145] Ответ на этот вопрос очевиден – нужно избавляться от разрыва между сознанием и бессознательным. Этого нельзя добиться, категорически отвергая содержимое бессознательного; следует признать его значение для компенсации односторонности сознания и учитывать это обстоятельство. Устремления сознания и бессознательного суть факторы, которые в совокупности составляют трансцендентную функцию. Она называется «трансцендентной» потому, что обеспечивает органическую возможность перехода от одной установки к другой без потери содержания бессознательного. Конструктивный, или синтетический, метод лечения предполагает озарения, которые хотя бы потенциально присутствуют в пациенте и потому могут быть доведены до сознания. Если аналитик ничего не знает об этих потенциальных озарениях, то он не может помочь пациенту в их развитии, если только вместе с пациентом не проведет соответствующее научное исследование этой проблемы (о чем, как правило, не задумываются).

[146] Поэтому на практике аналитик с надлежащей подготовкой выступает для пациента «проводником» трансцендентной функции, то есть помогает пациенту объединить сознание и бессознательное и тем самым обрести новую установку. В этой задаче аналитика состоит одно из многих важных значений психологического переноса. Посредством переноса пациент как бы цепляется за человека, который внушает ему надежду на обновление установки; в переносе он ищет желаемых перемен, которые для него жизненно важны, пусть даже сам этого не осознает. Иными словами, для пациента аналитик является незаменимой фигурой, совершенно необходимой для продолжения жизни. Сколь инфантильной ни казалась бы эта зависимость, она выражает чрезвычайно важную потребность, которая, если ее не удовлетворить, нередко чревата жгучей ненавистью к аналитику. Потому необходимо понимать, на что в действительности направлена эта потребность, скрытая в переносе; но налицо склонность воспринимать ее исключительно редукционистски, подобно инфантильным эротическим фантазиям. Таким образом, мы начинаем толковать буквально этакие фантазии, обычно относящиеся к родителям, словно пациент, или скорее его бессознательное, по-прежнему питает какие-то ожидания, аналогичные ожиданиям ребенка, который привык во всем полагаться на родителей. Внешне это та же надежда ребенка на помощь и защиту со стороны родителей, но ведь ребенок успел стать взрослым, а то, что нормально для ребенка, для взрослого неприемлемо. Перед