одно человеческое существо не в состоянии избежать неприятных ощущений, но каждый человек старается от них отстраниться, в особенности если он видит способ эти ощущения обойти. Осознание регулятивного воздействия бессознательного как раз открывает такую возможность и на самом деле устраняет немалое число неприятных ощущений. Мы в силах отказаться от великого множества окольных путей, единственной отличительной чертой которых являются утомительные конфликты. Само по себе скверно то, что мы вынуждены идти окольными путями и допускать болезненные ошибки на чужой, неизведанной территории, но заблудиться в густозаселенной местности с обилием широких дорог – уже перебор. Каковы же тогда способы получения знания о регулирующих факторах?

[166] Если нет способности фантазировать свободно, мы вынуждены прибегнуть к искусственным средствам. Основанием для обращения за помощью обычно выступает подавленное или беспокойное состояние ума, которому мы не можем найти адекватного объяснения. Пациент, естественно, может привести сколько угодно рациональных причин – достаточно сослаться, скажем, на плохую погоду. Но ни одна из этих причин не может быть по-настоящему удовлетворительным объяснением, поскольку каузальное объяснение состояний такого типа, как правило, удовлетворяет лишь постороннего – и то до определенной степени. Посторонний человек рад тому, что его потребность в каузальном объяснении более или менее удовлетворяется; ему довольно знать, откуда что берется, и он не ощущает тех вызовов, которые ввергают пациента в депрессию. Пациент же хочет знать, чего ради он страдает и как найти исцеление. В самой интенсивности эмоционального беспокойства кроется его ценность, та энергия, которой он должен располагать, чтобы преодолеть состояние ослабленной адаптации. Подавлением этого состояния или умалением его последствий рациональными доводами ничего не добьешься.

[167] Следовательно, ради овладения энергией, находящейся в «неположенном» месте, человек должен превратить свое эмоциональное состояние в основу или отправную точку этой процедуры. Он должен как можно лучше осознать собственное умонастроение, полностью в него погрузиться и перенести на бумагу все возникающие у него фантазии и ассоциации. Фантазиям следует дать полнейшую свободу, но не так, чтобы они покинули орбиту своего объекта, то есть аффекта, запустив в действие механизм ассоциативного процесса, разновидность «цепной реакции». Эти «свободные ассоциации», если цитировать Фрейда, уводят от объекта к всевозможным комплексам, и нельзя быть уверенным в том, что они как-то связаны с аффектом и не являются психическими искажениями, его заменяющими. Из предельной сосредоточенности на объекте возникает более или менее точное отражение умонастроения, которое воспроизводит содержимое депрессии либо конкретно, либо символически. Поскольку депрессия не является порождением сознательного разума, поскольку она представляет собой результат нежелательного вторжения бессознательного, образ умонастроения есть картина содержания и устремлений бессознательного, сгруппированных в депрессии. Процедура целиком равнозначна процессу обогащения и разъяснения аффекта, вследствие чего аффект и его содержимое становятся ближе к осознанию, делаются одновременно более четкими и более понятными. Эта работа сама по себе способна оказывать благоприятное и воодушевляющее воздействие. При любом исходе она создает новую ситуацию, поскольку ранее изолированный аффект обретает некоторую четкость, артикулируется в идее благодаря помощи и сотрудничеству со стороны сознательного разума. Таковы истоки трансцендентной функции, то есть коллаборации содержаний сознания и бессознательного.

[168] С эмоциональным смятением можно справиться и другим способом, не проясняя его интеллектуально, но придавая ему визуальную форму. Пациенты с определенным талантом к рисованию могут выражать свое настроение посредством рисунков. Причем не имеет значения, соответствует ли рисунок техническим или эстетическим нормам; важно, чтобы он передавал свободу фантазии и отражал желание автора выразить себя как можно полнее. В целом эта процедура мало отличается от описанной выше. Здесь тоже получают результат, на который воздействуют и сознание, и бессознательное, и этот результат олицетворяет стремление бессознательного к свету и стремление сознания к вещественности.

[169] Впрочем, мы часто сталкиваемся со случаями, когда нельзя выделить какое-то ярко выраженное настроение или депрессию, когда имеется лишь общее смутное недовольство, лишь ощущение неприятия всего и вся, нечто вроде скуки или невнятного отвращения, неясной, но мучительной пустоты. В таких случаях нет конкретной отправной точки, и ее нужно создать. Здесь необходима особая интроверсия либидо, для которой желательно обеспечить благоприятные внешние условия, наподобие полного покоя, в особенности ночью, когда либидо все равно направляется интровертно. («Ночь: теперь говорят громче все бьющие ключи. И моя душа тоже бьющий ключ»[143].)

[170] Критическое восприятие подлежит устранению. Люди, склонные к визуальности, должны сосредоточиться на ожидании проявления внутреннего образа. Как правило, такая фантастическая картина действительно проявляется – порой гипнагогически[144], – и ее следует тщательно изучить и перенести на бумагу. Те, кто склонен к слуховым и вербальным образам, слышат обычно некие слова внутри себя, обрывки, быть может, внешне бессмысленных фраз, которые, тем не менее, также следует старательно записывать. Некоторые в подобные мгновения попросту внемлют своему «внутреннему» голосу. Вообще-то не так мало людей, хорошо осознающих, что в них живет некий внутренний критик или судья, который немедленно оценивает все их высказывания и поступки. Безумцы слышат этот голос непосредственно, как слуховую галлюцинацию. Но и нормальные люди, если их внутренняя жизнь достаточно активна, тоже способны без всякого труда воспроизводить этот неслышимый другим голос, пускай он, известный своей назойливостью и докучливостью, почти постоянно подавляется. Таким людям довольно просто извлекать бессознательный материал и тем самым формировать основу трансцендентной функции.

[171] Есть также люди иного типа, которые внутри себя ничего не видят и не слышат, зато их руки обладают своего рода даром выражать бессознательное. Такие люди могут с большой пользой работать с пластичными материалами. Люди, способные выражать бессознательное телесными движениями, встречаются крайне редко. То обстоятельство, что движения непросто запечатлеть умом, следует восполнять последующим старательным зарисовыванием движений, чтобы они не стерлись из памяти. Еще более редким, но не менее ценным даром является автоматическое письмо[145], непосредственно на бумаге или с помощью планшетки. Оно тоже дает хорошие результаты.

[172] Теперь мы подошли к следующему вопросу – как поступать с материалом, полученным одним из вышеописанных способов? На этот вопрос нельзя дать никакого априорного ответа; лишь когда сознательный разум сталкивается с плодами бессознательного, его реакция, вызванная этим столкновением, определяет последующую процедуру. Только практический опыт способен указать нам верный путь. По собственному опыту могу сделать вывод о существовании двух основных подходов. Первый – это творческое формулирование, а второй – понимание.

[173] Там, где преобладает принцип творческого формулирования, материал постоянно меняется и накапливается до тех пор, пока не происходит нечто вроде сведения мотивов в более или менее стереотипные символы. Они стимулируют творческую фантазию и выполняют преимущественно роль эстетических мотивов. Тем самым мы обращаемся к эстетической проблеме художественного формулирования.

[174] Если,