Всю дорогу домой Глория пыталась подобрать нужные слова, но безуспешно. Войдя в дом, Чипс сразу прихватил большой кусок пирога с сыром и, весело напевая, принес в спальню бутылку ирландского виски.

Глория сняла клипсы с бриллиантами и два широких серебряных браслета, скрывавших синяки на запястьях. Затем быстро разделась и накинула пеньюар с широкими рукавами, пока Чипс шел к ней из своей спальни.

— Вечер прошел просто великолепно, — сказала она, избегая его взгляда. — Никто ни разу не освистал нас.

— Кажется, нет. — Чипс налил виски в два маленьких стаканчика. — Сегодняшний вечер если не привлек, то убедительно закрепил за мной голоса избирателей. Но с людьми из квартала Бэк-Бей будет посложнее.

— У тебя нет реальной оппозиции, не так ли? — Она скользнула в кровать, пряча руки под душистыми простынями.

Чипс задумчиво глотнул виски.

— Разве что старый Монихэн. Любой человек, побывавший в должности мэра, всегда опасен.

— Но у него нет реальных шансов, — сказала Глория.

Чипс был похож на стареющего льва. Грива его серо-стальных волос ниспадала назад ото лба густой плотной волной.

— Люди, как правило, помнят то, чего он не сделал, так же хорошо, как и то, что он сделал.

Чипс усмехнулся и пустил вскользь свой пустой стакан по полированной поверхности туалетного столика Глории.

— Это относится ко всем мэрам, включая меня.

— Ты выполнил свои предвыборные обещания. Кто тебя еще может беспокоить?

— Ну уж, конечно, не республиканцы.

Глория рассмеялась. Она чувствовала себя лучше. Чипс всегда действовал на нее благотворно.

— Мои старые враги объединились и поддерживают нового кандидата. У него личико нежное, как детская попка. Он никуда не годится.

Чипс сидел на краю кровати. Затем привалился к ней с похотливым блеском в глазах.

— Поговорим о попочках, — сказал он.

Глория с облегчением вздохнула, когда он выключил свет, прежде чем запустить свои нетерпеливые руки к ней под простыни.

* * *

На следующее утро в шесть часов Чипс завтракал яичницей с ветчиной и готовился к предстоящему дню. Надо было заняться муниципальными делами, затем его ждали два ленча, выступление по радио и три банкета вечером, где он был заявлен в качестве главного оратора. Ему показалось, что Глория выглядит какой-то вялой, и в голове закрутились мысли, уж не беременна ли она.

Его главные советники еще спали, когда он заставил их поторопиться с прибытием в Сити-Холл — величественное творение из кирпича и известки.

— Мистер Добиней на второй линии, — кратко доложила секретарша часов в девять.

На какое-то мгновение Чипс подумал, какого дьявола надо от него Чарли, но тут же вспомнил.

— Привет, Чарли. Опять хочешь подработать?

— Нет. — Голос Чарли был лишен юмора.

Чипс усмехнулся. Чарли никогда не любил шпионить, даже когда ему за это платили.

— Оставим это, — сказал Чипс. — Я вышлю чек по почте. Ты видел утренние отчеты о митинге в Фейньюил-холле? Ножки Глории принесли мне больше популярности в прессе, чем Дугласу Фэрбенксу. — Он хихикнул.

— Нас не могут подслушать? — спросил Чарли.

Чипс перестал улыбаться.

— А в чем дело?

— То, что я хочу сказать тебе, — не для чужих ушей.

Чипс несколько сник.

— Выкладывай, Чарли. Я не люблю секретов.

— Ответ на твой вопрос — да, а имя — Санфорд. Рамон Санфорд.

Наступила тишина.

— Ты понял, что я сказал? — спросил Чарли. — Повторяю…

— Я понял тебя!

Чарли отпрянул от трубки на другом конце линии.

— Ты все еще в Нью-Йорке?

—Да, я…

— Так пока оставайся там. Никаких телефонных звонков. И еще, Чарли…

— Да, я слушаю.

— Как можно тщательней проверь все собранные тобой факты.

— Хорошо, Чипс. Меня пот прошиб…

Чипсу было наплевать на состояние Чарли. Он бросил трубку и уставился в пространство. Все его тело оцепенело. Санфорд! От этого имени волосы на его затылке вздыбились, как у злой собаки. Санфорд! Из всех мужчин в мире Глория выбрала Санфорда, как когда-то сделала Зия.

Его большие руки сжимались и разжимались на кожаной поверхности письменного стола. Но она ли выбирала? Как и у Чарли, у него возникли те же самые подозрения. Может быть, это Санфорд выбрал ее? А если так, то зачем? Ответов было много, и весьма неприятных. Он снова медленно поднял трубку.

— Соедините меня с женой, — сказал он вялым, бесстрастным голосом, так что секретарша едва узнала его.

За сорок лет он никогда не позволил ни одной женщине сблизиться с ним настолько, чтобы причинить боль. Ни первой жене, ни своим многочисленным подружкам до и после ее смерти. Он считал Глорию хорошенькой игрушкой, которую можно всем показывать и получать удовольствие. Неким дополнением к его престижу. Он с горечью понял, что она стала для него чем-то большим. Ожидая разговора с ней, он внезапно почувствовал себя старым и жестоко обманутым.

— Когда мистер Камерон прибудет на Кейп? — спросил Генри Хардинг из адвокатской конторы «Хардинг, Хардинг и Саммерс» к концу приятного, но слишком долгого дня на вилле.

— Думаю, не скоро.

Слабая тень неудовольствия скользнула по лицу пожилого мистера Хардинга.

— Но мне показалось, что вы намерены сегодня же завершить все формальности.

— Да, сегодня.

Между ними на столе лежал текст завещания.

— Тогда, я полагаю, документы должны быть переданы лично ему и…

— Зачем, черт побери? — Нэнси не смогла скрыть раздражения. — Это мое завещание. Почему Джек обязательно должен знакомиться с ним?

— Ну конечно же, не должен! — воскликнул Генри. — Просто он всегда проявлял большой интерес к вашим делам…

— Завещание — мое личное дело.

— Но при этом ваш муж может оказаться лицом, чьи интересы так или иначе ущемляются. Почему бы не обратиться к нему и не выслушать его замечания? — В голосе Генри Хардинга прозвучала нотка сожаления. По его глубокому убеждению, жены должны обязательно завещать свое имущество мужьям. Дети зачастую слишком безрассудно распоряжались деньгами, если они не вложены в падежные предприятия.

— Я хочу подписать завещание сейчас же, мистер Хардинг, — твердо заявила Нэнси. — Моя экономка и горничная могут быть свидетелями.

Мистер Хардинг снял свое пенсне и начал яростно протирать его. Он считал, что леди из высшего общества не подобает столь поспешно решать такие дела.