Надежда мотнула головой.

— Тогда что?

— Я сма предлгаю. Не хчу здсь оставаться н однй лишнй мнуты.

Это тоже можно было понять. Это — можно. Но все же не то, что она ему это предлагает. Не то, что считает, что он так просто ее отпустит. И уж тем более не то, что их… гм, договоренность, не подождет.

— Я не считаю, что этот разговор стоит вести сейчас, — произнес он. — После всего, что вы пережили.

— Я в порядке, — она выдала первое большое слово целиком и радостно добавила: — Теперь уже точно!

В ответ Легран наградил тяжелым взглядом царапины на руках и разодранное платье.

— А, это, — сирин хмыкнула. — Видели бы вы, какая я вылезала из бабушкиного малинника! Точно никогда бы такую договоренность не предложили.

И ослепительно улыбнулась, а ему вдруг… ему вдруг отчаянно захотелось послать к гвиндам все «договоренности», шагнуть к ней и поцеловать. Просто так, но еще и так, чтобы думать забыла о срочных отъездах, обо всяких глупостях в стиле немедленного исполнения обязательств, о том, что это — обязательства, да и в принципе обо всем и обо всех. Кроме него.

Он даже шагнул к ней, как на аркане исходящей от нее солнечной силы, но вовремя остановился. Одернул себя.

Только же, только что сам говорил, что не притронется к ней после случившегося, а сейчас… Воистину сила голос и влияние сирин неповторимы. И ведь Фениксы защищены от их силы. Точнее, были защищены. На сто процентов, и даже столь сильное влияние, как у нее, прошло бы мимо него, как дуновение легкого ветерка. Сейчас же его тянуло к ней, тянуло с непреодолимой силой, которую он мог объяснить только одной причиной. Причиной, которую немедленно стоило устранить.

Вернув былую мощь себе. И Империи в правлении фениксов.

Будь прокляты все сирин, вместе взятые!

Нет, чарам этой девчонки поддаваться нельзя. И уж тем более нельзя потакать своей слабости, которая слабость, только слабость — и ничего кроме. Она должна вернуть ему то, что забрала ее прародительница, и она это сделает. На этом все.

— Пожалуй, вы правы, Надежда, — холодно — настолько, насколько это было возможно, отозвался Легран. — Завтра, если Дорран подтвердит, что с вами все в порядке, мы исполним нашу договоренность.

Ее улыбка померкла, и солнечное тепло, коснувшееся сердца, исчезло. Но так было даже лучше: вместе с ним исчезло это нелепейшее притяжение и очарование момента. Развернувшись, император вышел, коротко кивнув дожидавшемуся у дверей лекарю. Помимо лекаря, у дверей сирин теперь стояли четверо стражников, еще четверо стояли на балконе под ее окнами, четверо — направо по коридору и четверо — налево. Дополнительное сопровождение было выделено и ее сестрам, и бабушке, хотя, конечно, оно не гарантировало защиты, если предатель по–прежнему находился бы в замке.

Но, будь он предателем, он был бы уже так далеко от летней императорской резиденции, как только мог. Не говоря уже о том, чтобыповторно организовать кражу или покушение на сирин было чистейшей воды самоубийством, поэтому сегодня Легран был за нее спокоен. Сегодня. А завтра… завтра будет спокоен уже по другой причине, и вовсе не потому, что сирин покинет его замок.

Такое нельзя спускать никому.

А значит, все пройдут процедуру прикосновения к пламени Феникса. Заклинание древнее, и любой, кто хочет или когда–либо хотел, кто когда–либо собирался причинить вред императорской семье, станут заметны. Очень заметны.

С этой мыслью он направился к дальней лестнице, ведущей в подвалы. В самые дальние подвалы, где Виорган сейчас проводил допрос.

Надя

— Ух, и переволновались мы за тебя, Надюха! — Люба порывисто меня обняла, а потом отпустила. Хорошо, что отпустила, потому что несмотря на старания Доррана во мне еще слегка потрескивали ребра и побаливали уже зажившие царапинки. Ну как потрескивали и побаливали… насколько я поняла, это было нечто вроде фантомных болей, которые местный лекарь объяснил так: магия способна исцелить, но тело все равно будет «помнить» и какое–то время реагировать таким образом, как привыкло. Поскольку я из другого мира, и в голове у меня сидит, что на заживление глубокой царапины потребуется дня три, а то и все пять, а на заживление трещины в ребре — и того больше, мое тело может вести себя соответственно тому, что я думаю.

А может и не вести. В общем, чем скорее я подумаю, что на самом деле на мне уже все зажило (а на самом деле на мне уже все зажило), тем быстрее оно перестанет болеть.

Пока что мой мозг успешно сопротивлялся случившемуся, можно сказать, вступил в неравную схватку с магической реальностью, и уступать не собирался, посылая соответствующие импульсы во все частички моего тела, которые были ранены. Я пыталась с ним договориться, но безуспешно, поэтому решила переключиться на разговор с Любой.

— Не думала, что вам вообще что–то сообщили, — призналась честно.

— Нам и не сообщали, но я, — последнее она произнесла с особой гордостью, — умею делать выводы. Когда вечером по замку все неожиданно забегали, а тебя не оказалось у себя, я поняла, что надо брать дело в свои руки и спустилась в крыло для слуг. Знаешь же, что если хочешь что–то выяснить, надо сразу идти в крыло для слуг?

Я приподняла брови.

— И они тебе все рассказали.

— Да нет. Я подслушала, — хмыкнула Люба. — Так бы и сидела в неведении до утра, от этого императора дождешься. Но бегали здесь все и правда знатно. Только искры летели. Мне кажется, он загрызть всех готов был. Ну или, в его случае, заклевать. Интересно, он превращается в птицу? У него есть клюв?

— Нет, — разочаровала сестру. — Но крылья есть. Когда он в полной силе и в боевой форме.

— У, — многозначительно ответила та. И мигом потеряла интерес к бесклювому Фениксу. — Так, ну а теперь рассказывай, что с тобой было?

Я прямо представила, как рассказываю в красках несовершеннолетней сестре о том, что со мной было, и…

— Если ты все подслушала, ты должна знать эту историю, — попыталась соскочить с темы. — Главное, что сейчас со мной все в порядке. А бабушка?! Бабушка знает?!

Еще сердечного приступа мне тут не хватало!

— Знает, — отмахнулась сестра. — Но она знает, что тебя нашли. И в целом, — она пристально оглядела сидящую