к себе, я не смогла провернуть тот же самый трюк, что и с Лавэем, и пнуть его императорское величество в причинное место. А уж оказавшись на его постели, на его коленях, тем более!

— Пустите! — попыталась приказать я. Но потом поняла, что, во–первых, у него иммунитет, а во–вторых, моя сила ушла в отпуск.

В отличие от меня.

Я вот очень хотела поехать на море, но не смогла, а моя сила — взяла и ушла, чтоб ее! Чтоб я так же в отпуска ходила, как моя сила!

— Не пущу, — видимо, осознав то же самое, произнес этот… деспот! Прижал меня к себе крепче, после чего произнес: — Тихо. Ти–и–и-хо.

Его голос не должен был действовать на меня так, как подействовал — успокаивающе, мягко. Не сразу поняла даже, что это не его голос, а его сила. Пламя Феникса, которое только что грозило ворваться в меня и испепелить на месте, накрыло как теплое бабушкино покрывало, завернуло в уютный кокон. Голова стала тяжелой.

— Что вы делаете? — прошептала тихо. — Что…

— Завтра поговорим. Спи, Надежда, — он чуть ослабил объятия, но я уже и не могла сопротивляться в полную силу.

Соскользнула в его руки, глядя на мерцающие костром и звездами, словно отражающее их, как ночное небо, глаза. На миг очень захотелось, чтобы он меня поцеловал, но он, разумеется, не поцеловал. А то, что его губы легко скользнули по моим — так это, наверное, случилось во сне.

Лучше бы это все во сне и осталось, но увы. Когда я проснулась, то обнаружила себя в императорской постели — той самой, где должно было свершиться главное действо этого мира впервые за много лет. Увы, но сам император тоже в постели присутствовал, и не просто присутствовал, но уже проснулся и смотрел на меня, приподнявшись на локте.

С утра, видимо, солнце с этой стороны в замок не заглядывало, поэтому вокруг был приятный глазу тенечек и легкая прохлада, покусывающая меня за обнаженные плечи, которые под его взглядом мне немедленно захотелось прикрыть.

Я даже простыню повыше потянула на всякий случай.

— Доброе утро, Надежда, — осознав, что я окончательно проснулась, произнес его императорское величество.

Доброе? Да Лавэю оно доброе! Если не сказать резче.

— Что здесь вчера произошло? Я собиралась уходить…

— А я тебя не пустил.

— Почему?!

— Во–первых, потому что бегать в простыне ты не будешь, — припечатал Феникс. — А во–вторых, потому что для всех между нами все получилось. Сообщать о том, что ты не смогла со мной поделиться силой, мы никому не станем.

Что? Что–о–о?!

— Это нужно для твоей же безопасности, — огорошил меня пернатый.

— Это для какой–такой еще безопасности? — подозрительно прищурилась я. — Или история с Лавэем может повториться?!

— Нет. Нет, история с Лавэем не повторится, но я хочу, чтобы мой народ смотрел на тебя как на победительницу, а не как на никчемную пустышку, которая ничего не может изменить. Так будет спокойнее. Для всех.

Я приоткрыла рот. Закрыла.

Ну и мирок тут у них, если все измеряется через жо… простите, через силу, конечно же! Есть магия, можешь Феникса усилить — ты героиня, нет — все, вали обратно в свою дыру, и отсиживайся там, никчемное ты нечто. Ладно, про дыру это я додумала на эмоциях, но все равно обидно стало, за мой город. За меня, потому что я дожила как–то до своих девятнадцати, но не думала, что алое сиринство будет так влиять на мою ценность в глазах окружающих.

— Нет! — решительно сказала я.

— Что — нет? — нахмурился Феникс.

— Лгать я не стану. Пусть все смотрят на меня, как хотят.

Вот теперь его императорское величество прищурился. Недобро так:

— Не совсем понимаю, Надежда. Ты мне перечишь?

Поразительная догадливость!

— Нет, — дипломатично сказала я. — Я делаю свободный выбор свободной женщины из двадцать первого века. И мой выбор — не накручивать легенды на свою значимость, я как–нибудь переживу разочарование всех ваших придворных.

И свое тоже переживу. Потому что до последнего надеялась, что от меня вам нужна не только сила, а что еще? Ничего! Неважно! Теперь уже совершенно точно неважно!

Феникс весь как–то прямо подсобрался. Того и гляди прыгнет, как хищник из кустов на зазевавшуюся газельку.

— Мне не отказывают, Надежда, — холодно произнес он.

Холодно, высокомерно и властно.

В ответ я дернула простыню на себя, повторно заворачиваясь в нее, как в кокон.

— А мне не приказывают, ваше императорское величество! — парировала, глядя ему в глаза. — Так что с вашего позволения… а вообще, нафиг. Не сдалось мне ваше позволение.

Я резко поднялась с кровати, но, видимо, недостаточно резко: оказалась тут же прижата сильным мужским телом к холодной, между прочим, стене, рядышком с кроватью.

— Ты забываешься, девочка, — холодно произнес он.

Хоть бы штаны надел!

— Я вам не девочка, — вскинула голову, смело глядя в искристые глаза. — Что, снова меня усыпите и повторите историю из «Спящей красавицы» без цензуры? Или воспользуетесь методами Лавэя?

В его глазах сверкнула ярость, а я с силой уперлась ладонями ему в грудь и отодвинула.

— Чудесного дня, ваше императорское величество. А насчет того, что вам не отказывают — все когда–нибудь случается в первый раз!

Воспользовавшись совершенно ошалевшим состоянием Феникса (еще бы, первый раз в жизни отказали, я бы тоже в шоке была), я решительно вышла за дверь в простыне, заставив стражников заалеть, как факелы.

— Проводите меня к себе! — скомандовала стоящим у противоположной стены.

— Приказ императора? — робко осведомился один.

— Нет. Моя просьба.

Стражник опасливо покосился на дверь, видимо, ожидая, что оттуда сейчас выскочит разгневанный Феникс и кого–нибудь заклюет, но что–то пошло не так. В смысле, Феникс не торопился выскакивать — видимо, не хотел утратить свое величие в глазах подчиненных, нарисовавшись в дверном проеме без штанов.

Что касается меня, я в сопровождении слегка оторопевшего стражника направилась к себе. Мысленно поставив себе заметку: никогда больше не ходить по замкам босиком, потому что полы слишком холодные.

Что я буду делать дальше, я еще не решила, но я обязательно что–нибудь придумаю. Пока же мне предстояло побыть одной и собраться с мыслями, которых, признаюсь честно, было ну очень много.

Глава 9. Цекцуальный ликбез,