полностью укрывающем ее голову. Она, хоть и числилась экскурсоводом музея, была трудницей в монастыре. Поэтому они узнали массу фактов про святых старцев — основателей монастыря Германа, Зосиму и Савватия. Артур тут же забыл, кто из них был первым, кто вторым, и почему первый с третьим никогда не встречался. Но имена в его памяти запечатлелись. Да и тот факт, что Савватий считался покровителем пчеловодов, остался у него в памяти.

Также экскурсовод подробно остановилась на расколе. Рассказала про восьмилетнюю осаду крепости царскими стрельцами, закончившуюся предательством одного из монахов. Затем она перескочила сразу на девяностые годы, как будто не было здесь советской власти и лагерей. Здесь девушка рассказала о чуде обретения иконы, из которой хозяйственные большевики после революции сделали дверь, закрасив ее суриком.

Финальной точкой ее экскурсии был собор. Показав им основные святыни, мощи преподобных, найденных в 1992 году в музее религии и атеизма, располагавшемся в Казанском соборе Санкт-Петербурга, экскурсовод откланялась. Туристы разошлись по церкви, кто-то ставил свечки и писал записки на молебны и сорокоусты. Ольга Евтухова, оказавшаяся меценатом, вручила что-то очень ценное наместнику монастыря, за что удостоилась благословения и активно фотографировалась с величественным архимандритом. Эдуард по команде Ольги услужливо менял ракурсы, пока монах снисходительно смотрел на эту суету.

Игнат умудрился запустить видеотрансляцию из собора, но продолжалась она недолго, какая-то сухонькая старушка, подрабатывающая свечницей, начала гонять его веником. Юноше похоже только это и требовалось, поэтому он, притворно вскрикивая от ударов, выскочил из церкви.

Артур, в свою очередь, просто глазел на окружающих. Его до смерти насмешила записка, приклеенная к золоченой раке одной из святынь. «Сестры! Не прикасайтесь к позолоте — стирается!» Он с трудом сдержал смешок и отвернулся от записки. Взгляд его наткнулся на Анастасию, также как он бесцельно слонявшуюся по храму. С головой, покрытой красивым платком, и парой прядок русых волос, выбивающихся из под него, она выглядела очень милой и домашней. Выдохнув, Артур направился к ней, мягко взял ее под локоть и потянул в сторону раки. Это было его первое физическое прикосновение к женщине, и он боялся, что она отдернет руку. Но та послушно последовала за ним.

— Анастасия. Тут царствует мужской шовинизм. Монахи унижают женское достоинство, — с этими словами Артур указал на записку.

— Да это просто мезогиния какая-то, — в тон ему подыграла женщина. — За что же они так к женщинам? Тут же все прихожанки адекватные, — она смеющимися глазами показала ему на группу паломниц, в этот момент лезущих без очереди приложиться к мощам преподобных.

В очереди возникло легкое раздражение, но самая активная из паломнической группы непрерывно тараторила: «У нас группа, у нас батюшка», и более адекватные верующие просто не стали ввязываться в конфликт.

— А вы, Анастасия, я смотрю, спокойно к религии относитесь? — Артур набрался храбрости и продолжил диалог.

— Я верю во что высшее и мудрое. Но оно у меня как-то не ассоциируется с позолотой и ладаном. Скорее что-то космическое, невидимое глазу.

— Как энергия цзи? — Артур с интересом взглянул на женщину.

— Ну да. Или как у буддийских монахов. Просветление из космоса.

— Я кстати был на Кайласе, — Артур решил похвастаться. — Шел к просветлению.

— Ого, — Анастасия с любопытством взглянула на мужчину. — И как?

— Если честно, очень тяжело физически. Кислорода не хватало. Там надо шестьдесят километров пройти по высокогорью. После этого во что угодно поверишь. Гора красивая. Как будто живая.

— Ну если вам тяжело было, — Анастасия оглянула мощный торс Артура, — я, наверное, сразу бы померла.

Мужчина не стал сознаваться, что путешествовал он до решения о начале здорового образа жизни, и поэтому ему было вдвойне тяжело. Он просто развел руками и предложил перейти на «ты».

— Я пробовала в религию податься, когда меня муж бросил и начал нашу с сыном жизнь разрушать. Но батюшки все к смирению призывали. А не могу. Я должна была бороться, — глаза женщины яростно блеснули.

— Я что-то слышал об этой истории, — Артур решил скрыть свою осведомленность о личной жизни Анастасии.

— Да какая там история. Муж, он чуть постарше меня, когда познакомились, казался мне идеальным мужчиной. Но сам же мне изменил, а когда я подала на развод, оставил без гроша. Хорошо, не пытался родительских прав лишить. Но я дурочка, когда замуж выходила, брачный договор не глядя подписала. Юрист, тоже мне. В итоге, в чужом городе осталась без денег, без работы и без жилья. Но как-то справилась. Без религии.

— Вы, то есть ты, молодец. Умная, красивая и сильная, — Артур сам не понял, как решился на очередной комплимент.

— Спасибо. Но это я так стараюсь казаться. В жизни то бываю страшной и глупой. Да и разреветься могу, — Анастасия лукаво улыбнулась.

Артур почувствовал, как его захватывает волна нежности к по сути малознакомой женщине. Внезапный порыв заставил его галантно склониться перед Анастасией и поцеловать ей руку. Женщина не стала отдергивать руку, но посмотрела на Артура с явным недоумением.

Вскоре Парухин всех собрал и повел пить чай в монастырскую трапезную. Там их подхватил следующий гид, специализирующийся на истории Соловецкого лагеря. Как показалось Артуру, он слишком лично воспринимал трагедию сталинских репрессий, от того его рассказ задевал за живое. В конце экскурсии экскурсовод разоткровенничался и поделился историей его семьи. Его прадед, пожилой настоятель Санкт-Петербургского храма, был сюда сослан большевиками и через два года умер от туберкулеза.

Вторая половина дня оказалась намного драматичнее первой. В какой-то момент экскурсии, когда они поднялись на Секирную гору и прошлись по церкви, в которой был штрафной изолятор, все женщины тайком начали утирать слезы, а мужчины сопеть. Хотя церковь была отреставрирована и даже богата украшена настенными росписями, в ее дверях оставили выдолбленный в дереве глазок надзирателя, защитив его стеклом. Экскурсовод подробно описал условия содержания проштрафившихся заключенных, отчего всех продрал мороз по коже.

— Выживали зимой только те, кто спал в середине. Спавшие сбоку или сверху к утру замерзали насмерть.

— В смысле, спавшие сверху? — уточнил Артур

— Смотрите. Вообще тут были устроены карцеры. Арестанты должны были сидеть неподвижно весь день на жердях, протянутых от стены до стены. Только на ночь разрешалось спать на полу. Помещение никто отапливал. Поэтому, чтобы сохранить