место на кладбище! Мы же предлагаем вам Жизнь… но увы, такое предложение оказалось никому не интересно.

Голстейн отставил в сторону пустой бокал, ожидая ответной реакции, но трактирщик не спешил. Он задумчиво пожевал губами, словно изучая повреждения, полученные после пропущенного удара в челюсть.

– Зачем вы мне все это рассказываете? – заговорил он, наконец. – Ваши слова все равно ничего не изменят.

– Почему же? – Инспектор вскинул брови. – Вот вы, к примеру, более не горите желанием прикончить меня прямо здесь и сейчас. Уже прогресс!

– Все, что вы тут наговорили – всего лишь пустое сотрясание воздуха, которое не вернет покойников с того света. Я сейчас о куда более приземленных вещах беспокоюсь.

– Например? – Голстейн заинтересованно наклонил голову.

– Люди уже знают, что вы в моей гостинице остановились, и народной любви мне это вряд ли прибавит. Постояльцы наверняка будут обходить мою гостиницу стороной. А тот факт, что я сидел и мило беседовал с вами у всех на виду, грозит мне вполне осязаемыми неприятностями, – трактирщик кивнул на окно. – Сами же видите, решеток никаких нет, ставен нет, любой желающий мне теперь красного петуха подпустить может.

– Только за то, что вы со мной разговаривали?

– Для многих этого более чем достаточно. Вы просто не представляете себе, насколько сильна в людях ненависть к Империи!

– Но все, на что они способны – это подпалить гостиницу, в которой я остановился? – Голстейн вздохнул. – Именно так и выглядит настоящее бессилие. В глубине души они прекрасно понимают, что проиграли, но все еще изображают сопротивление. Я же говорю – интеллектуальная немощь! – он запустил руку в карман и выложил на стол несколько крупных монет, покрывавших стоимость завтрака с большим запасом. – Не беспокойтесь, если из-за меня у вас случатся какие-нибудь неприятности, Империя сполна возместит вам все убытки.

Глава 9

Сегодня Инспектор планировал обсудить с губернатором открытие в ратуше своей личной приемной, чтобы он мог принимать обращения граждан. Он накинул на плечи легкую куртку и уже собирался выходить, но вдруг, вспомнив о чем-то, вернулся в комнату и достал из кармана плаща увесистый чехол с купленным у торговца ножом. Голстейн закрепил его у себя на поясе и вышел из номера.

Гостиница, где он остановился, располагалась буквально на противоположной стороне центральной площади, только за угол завернуть. Однако у генерала имелись определенные идеи, появившиеся после общения с губернатором и трактирщиком, и которые хотелось проверить, а потому он избрал более длинный путь. Спустившись с крыльца, он повернул в противоположную от центральной площади сторону и нырнул в первый же переулок.

Всего несколько шагов от одной из главных улиц города – и Голстейна немедленно обволокла душная атмосфера трущоб. Подумалось даже, что неплохо бы и для Моккейли устроить небольшую экскурсию по изнанке его же собственного города. А то уже совсем стыд потерял со своими парадными отчетами, хотя… а был ли у него хоть когда-нибудь этот стыд-то?

Здесь, в Цигбеле, такие, как Моккейли, прекрасно уживались с людьми подобными обслуживавшему генерала утром трактирщику. Одни желают лишь жить так же, как и прежде, и чтобы никто не совал нос в их дела, а другие только радуются счастливой возможности ничего не предпринимать, дабы не провоцировать лишние конфликты с окружающими. И все в итоге остаются довольны.

Кроме Империи и Братьев.

Колоссальные ресурсы, потраченные на освоение новых территорий и наведение на них маломальского порядка, понесенные жертвы как с той, так и с другой стороны, оказывались бесполезны и даже бессмысленны. Детально просчитанные масштабные планы развития и модернизации точно волны о гранитные скалы разбивались о нежелание людей хоть что-то менять, пусть даже жизнь большинства из них было просто невозможно сделать еще хуже и невыносимей.

Но определяли повестку не они, а как раз те, кто именно в такой мутной воде имел возможность невозбранно ловить свою рыбку. Жабы и гадюки, населяющие болото, непременно будут сопротивляться любым попыткам его осушить и облагородить, поскольку это разрушает их комфорт. А на мнение остальных обитателей окрестного леса им глубоко наплевать.

Голстейн прекрасно понимал, что его визит они воспримут как прямую угрозу своему личному благополучию, и обязательно попытаются окоротить и поставить на место явившегося из метрополии щеголя. Дабы и в столице знали, что их власть простирается лишь до определенных пределов, за которыми определять что и как будут уже другие люди, с мнением которых придется считаться даже всесильным Божественным Владыкам.

Именно поэтому он и свернул в грязный переулок. Зачем тянуть?

То, что он здесь находится не один, Инспектор сообразил довольно скоро. Среди обычного уличного шума, сотканного из детских криков, чьей-то ругани, шкворчания и шипения готовящейся снеди он безошибочно распознал звуки шагов двух… нет, трех человек, массивных и рослых мужчин, следовавших за ним из улочки в улочку. Оборачиваться не требовалось, навыки, приобретенные во время работы в разведке, позволяли многое определять на слух без необходимости крутить головой по сторонам, выдавая свою осведомленность.

Сделав еще пару поворотов, Гослстейн убедился, что его невидимые спутники продолжают следовать за ним, не отставая ни на пшаг. Вот и отлично! Рыбка заглотила наживку, пора подсекать!

Во время своей прошлой прогулки по местным закоулкам, он успел составить в голове их карту, из которой следовало, что следующий поворот ведет в глухой тупик. Кивнув своим мыслям, Инспектор решительно свернул в открывшийся по правую руку просвет.

– Заблудились, уважаемый? – послышался сзади подчеркнуто вежливый голос.

Голстейн обернулся, натянув на лицо маску растерянной беспомощности.

Перед ним, перегородив выход из переулка, стояли трое молодых крепких парней, на чьих лицах играли не предвещавшие ничего хорошего ухмылки.

– Я… я… – залепетал он, тыча пальцем куда-то себе за спину, – я прибыл вчера с караваном и как раз собирался на него вернуться. Думал, что дворами получится быстрей…

– Кончай кривляться, имперская ищейка! – оборвал его тот, что стоял впереди, и чей скособоченный нос намекал на его богатый опыт дворовых потасовок. – Или ты думаешь, что мы не знаем, кто ты такой? «Кровавого Папочку» в наших краях любая дворняга помнит! Мы тут ничего не забыли и ничего не простили!

На вид ему и его подельникам было лет двадцать-двадцать пять, не больше. Они никоим образом не могли узнать генерала в лицо, поскольку когда сюда пришли экспедиционные отряды, сами были лишь мелкими пацанами, которых родители прятали от имперских патрулей по