И вот настал день, когда Ярополк объявил, что хочет взять меня в жёны. Я одновременно обрадовалась (он мне очень нравился) и расстроилась: надо было готовиться к крещению. Было страшно предать своих богов, особенно Макошь, прядущую нить судьбы, но Ярополк стал таким желанным, что я подчинилась и выполняла всё, что велела Ольга.

— Почему ты замолчала? — погладила руку внучки Ирина Ивановна.

— Больше я ничего не видела. Пока это всё, — ответила Лена. — Ну, и что ты об этом думаешь?

— Странно всё это, — задумчиво сказала бабушка. — И что, ты каждую ночь видишь продолжение истории Радуни? Или ещё что-нибудь снится?

— Нет, ничего. Снится только Радуня, а наяву иногда приходят ещё какие-то картины. То вижу прошлое, то будущее чужих людей. И главное, кое-что уже сбылось.

— Удивила ты меня, родная! Неужели в тебе открылся дар наших прабабушек?! И что тебе с этим теперь делать?

Лена пожала плечами и развела руками. А Ирину Ивановну вдруг осенило:

— Знаешь, у меня есть знакомый — Игорь Исаакович. Очень порядочный человек. Не улыбайся, я стара для этого! Так он рассказывал мне как-то об одном знакомом экстрасенсе, хвалил его способности. Так я попрошусь к нему на консультацию. Ты согласна?

— Конечно, сходи. Расскажи ему всё! Может, объяснит, что это всё значит, и почему я чувствую себя Радуней и проживаю её жизнь как свою?!

Эту ночь Лена провела одна в палате — никого не подселили. Выпив принесённые медсестрой таблетки, она устроилась на постели, ожидая наступления сна и новой истории о Радуне. Но не тут-то было: сон не шёл. В голову лезли разные мысли. Было жутко в палате ночью одной всего через сутки после убийства бедной соседки. А вдруг сегодня решат убрать её? Ведь неизвестно, почему они охотились за Вероникой! Может, она знает что-то. Вот и следователь считает, что она что-то скрывает.

— А вдруг преступники решат, что мне Пустакова раскрыла свой секрет? Брр! Тишина какая, хоть бы медсестра не покинула свой пост, а то где-то спрячется, чтобы не тревожили её сон всякие там больные со своими глупостями. Скорей бы рассвет.

Перед глазами поплыли картинки: Вероника в просторной комнате загородного дома читает большую яркую книжку прелестному белокурому мальчику лет четырёх. Она одета в простой серый костюм, светлые волосы гладко зачёсаны и собраны в пучок на затылке, на пальцах нет украшений, в ушах маленькие серьги, похожие на бижутерию. При появлении высокого мужчины средних лет она поднимается с места. Он гладит по головке ребёнка, целует его в щёку, что-то говорит женщине и выходит за дверь. Вероника со вздохом облегчения возвращается на место и продолжает чтение сказки.

Теперь она, в лёгком скромном платье, идёт мимо ухоженных кустов роз по дорожке, выложенной цветной тротуарной плиткой, за руку ведёт того же мальчика. Перед воротами стоит белая «Тойота», молодой высокий водитель в светлой рубашке с короткими рукавами услужливо распахивает перед ними дверцу машины, они усаживаются на заднее сидение. Автомобиль трогается с места и осторожно выезжает за ворота, створки которых тут же соединяются.

Белая иномарка движется по прямой, как стрела, дороге мимо дорогих особняков за резными оградами, выезжает из посёлка и, не прибавляя скорости, сворачивает на шоссе. Мальчик засыпает, положив голову на колени женщины. Она пристально смотрит вперёд, машинально перебирая детские кудряшки. Красивое лицо напряжено, изогнутые брови сдвинуты.

— Не передумала? — не оборачиваясь, спрашивает водитель.

— Нет! — решительно отвечает Вероника.

Лена переворачивается на другой бок, гадая, зачем ей это видится. Картинка опять меняется. Теперь Вероника входит в дверь квартиры № 12 на верхнем, третьем этаже небольшого старого кирпичного дома, следом водитель вносит на руках сладко спящего мальчика и, пройдя привычной дорогой по коридору до спальни, укладывает ребёнка на широкую кровать.

— Не забудь принести из машины продукты, а дальше — по плану. И никакой самодеятельности! — сурово говорит женщина.

— Может, передумаешь? — нерешительно спрашивает он.

— Что ж так испугался? Штаны не испачкаешь?! — насмехается Вероника, смерив взглядом водителя с головы до ног. — И не думай меня предать! Ты меня знаешь — я отчаянная, могу что-нибудь натворить!

В комнате, положив под розовую щёку пухлую ручку, безмятежно спит ребёнок. Вероника снимает с него кроссовки, осторожно раздевает его, чтобы не разбудить, заботливо укрывает махровой простынёй.

Лена не замечает, как на смену грёзам наяву приходит долгожданный сон.

Не спится Радуне, боязно ей и волнительно: завтра примет она обряд крещения и будет молиться одному Богу, произносить перед иконой новые и ещё непонятные слова. Смотрит в темноту Радуня, шепчут губы:

— Бабка Манефа! Бабка Манефа! Как я скучаю! Увижу ли тебя ещё раз?! Была бы ты рядом, молвила бы золотое слово, увидела бы я праведный путь. Прости, Ярило! Простите, Волес, Перун, Стрибог, Макошь и Даждьбог! Не гневайся на мя и ты, Морена! Бабка Манефа! Эх, бабка Манефа! Как ты мне нужна!

Видит Радуня: склонилось над ней до боли дорогое лицо. Глаза ласковые, слегка улыбаются.

— Бабка, бабка! — плачет Радуня. — Ты пришла! Ты пришла! Завтра я стану другой! Я забуду наших богов! Я приму другое имя! Дай мне знак: принимать ли мне православную веру?

Дует лёгкий ветерок, касается щеки Радуни, будто гладит её ласковая рука Манефы. Еле заметно кивает головой бабка и исчезает в воздухе, будто её и не было.

Рада Радуня встрече, чувствует: благословила её Манефа, дала своё разрешение. Отлегла от сердца тяжесть, смежил сон веки. Видит сон Радуня ласковый: чело ясное, уста улыбаются. Спокойно ей в этом доме — нет страха внутри. Расцвела она, как весенний цветок: засинели очи, заиграли ямочки на ланитах, извивается по прямой девичьей спине толстая коса с красной лентой, не могут скрыть тонкие рубахи стройный стан и высокую грудь. Хороша Радуня! Ловит она в глазах Ярополка своё отражение, видит: люба она ему. И её маленькое сердце тянется за милым, как цветок за солнцем.

— Вставай, дочка, пора одеваться, — ласково будит будущую сноху Ольга. — Сегодня в нашем доме праздник — твоё крещение!

Надевает Радуня рубаху белёную из паволоки да понёву нарядную, умывает лицо белое. Заплетает девчонка ей косу, прячет её под узорчатый платок. Выводит Ольга Радуню со ступеней во двор, а там уже ждут их Глеб с Ярополком, нарядные и радостные. Идут важно в церковь к заутрене. Внутри темно, горят свечи перед ликами святых мучеников, поп то ли читает, то ли поёт молитвы, обходит вокруг с кадилом.

Стоит Радуня ни жива ни мертва: от страха не слышит слов песнопения, кружится голова от запаха ладана и чадящих свечей, всюду мелькают огоньки. Вот настал и её черёд! Вводит Ольга Радуню в соседнее помещение. Велит поп снять поневу и платок, расплести косу да встать в деревянный чан с водой. Вода холодная, родниковая, но не обжигает, а растворяет страх и приносит умиротворение. Стоит почти по пояс в воде Радуня. Вокруг ходит поп, читает молитвы, брызгает на неё святой водой, остригает прядь длинных волос, закатывает в воск и бросает в купель. Льёт на голову воду из черпака, бормочет псалмы под нос. Голос становится громче, зовёт он к себе Ольгу — крёстную мать. Нарекает Радуню христианским именем Елена, осеняет её крестом, прикладывает прохладный крест к горячим губам новокрещёной, показывает двумя пальцами, как креститься, вешает ей на шею крестик на нитке, в руку даёт ладанку, отходит от чана с водой. Ольга заворачивает в паволоку свою крестницу, помогает спуститься вниз, подаёт сухую рубаху, подвязывает на ней шерстяную поневу, прячет под платок мокрые волосы и выводит во двор церкви, где с радостью встречают новоявленную христианку Елену два брата — её суженный Ярополк и молодой красавец Глеб.