на котором то орал, то причитал оглушенный случившимся Слобо, Алеша не знал, но понимал почти всё. Получалось, что крапива Зденка удалась в мать, тоже сбежавшую с полюбовником и бросившую на мужа двоих сынов и совсем еще крохотную дочку. Та выросла и тоже предала, причем Алеше посеревшего слонишу было чуть ли не жальче, чем Слобо. У зверинщика оставались Давор с Никшей, любимое дело и драгоценный гирифтен, а у не отходившего от хозяйки Мальчика?

Да и сама Зденка…

Может, все было именно так, как решил Слободан, и странная смуглянка еще в Ольше сговорилась с дружком, как половчее обобрать отца, а может, все вышло еще хуже. Юная зверинщица влюбилась в ражего «охотника» и прятала свою любовь в показной ненависти, а когда оказавшийся самозванцем Любодар угодил в клетку, бросилась его спасать. Если так, то ничего хорошего ее не ждет, такие, как алырец, добра не помнят и долгов не отдают.

«Я такой родилась, ты стал. Прощай…» Какой «такой», Зденка? Чующей зверье или невластной над своим сердцем? А может, наоборот, готовой на все, только ради кого или чего? А если ты не хотела уходить, если поняла, с кем связалась, но не смогла бросить алырского дурака на произвол судьбы? Особенно, если и впрямь все сама затеяла? Мог же лже-Охотник в конце пути броситься в ноги Слободану, дескать, полюбил всей душой твою дочь, не нужен мне больше распашень, и Китеж никакой не нужен, с вами остаюсь! И обернулся бы обман правдой.

Только дорогу мошеннику настоящий китежанин перешел, а Любодар показал себя не соколом, а мокрой курицей. И все равно – не бросать же его в клетке в чужом краю… Не бросила. И как ведь рассчитала! Поняла, что по-тихому ни милого из клетки не вызволить, ни коней не свести, да и батюшка в погоню кинется, а от разбежавшегося зверинца он точно никуда, вот и устроила тарарам. И знала ведь, что кто-то из питомцев в нем и пропасть может, да из мелочи, наверняка, и пропал. Хорошо еще, Мальчик с гирифтеном уцелели…

– Успокойся! – Алеша ухватил с хрустом раздавившего злополучную бусину Слобо за плечо. – Все уже случилось, не исправишь. Вон вино стоит, выпей, полегчает. Только полегче с ним, кто знает, что она туда намешала…

– Нецу пити! – замотал головой зверинщик и вспомнил, что говорит с русичем. – Хочу, но не стану. Поймай их, Охотник! Знаю теперь, денег не возьмешь, но ведь ведьма же! Сейчас с бусами наколдовала, дальше хуже будет! А уж я отблагодарю…

– Дядька Слобо! Я же тебе говорил…

– Да не тебя отблагодарю, Китеж твой. Половину выручки отдавать стану… Да что там половину! Все отдам, только зверью на прокорм оставлять буду. Найдешь?

– Нет.

– Ты же сам про зло говоришь, ну так вот тебе оно! Отца с братьями предала, это ладно еще… Девки, они такие, ради милого хоть в огонь, хоть в полымя! Только кто младенчиков да зверье бессловесное обманет, обидит да без помощи бросит, от того любой беды жди. А Зденка еще и кровей непростых…

– Жена тебя обидела, понимаю, но ведь она больше ничего не натворила. Почему вдруг дочка натворит?

– Не в жене дело, во мне. Бабка моя знающей была, а Зденка исхитрилась с бусами наворожить. Да и Филимон говорит, она такое может, чему не враз выучишься…

«Прости, батюшка…» Россыпь стеклянных ягодок, в каждую по волосинке продето и кровью капнуто. Девичья волшба, простенькая, глупая, да не у всех выходит, это точно. У Зденки вышло.

– Так поможешь?

Простого «нет» недостаточно, объяснить следует. Хотелось поначалу прямо заявить, мол, не дело Охотника за влюбленными беглянками гоняться, но горевавшего Слобо лучше попробовать утешить.

– Лучше сам ее сыщи, как в Великограде обустроишься, глядишь, и помиритесь. Может, и сама Зденка, если не по дому, так по слонишам своим затоскует, особенно, если… милый опостылеет. – А такой может, ведь тупой, как Буланыш говорит. Если чем и взял, так статью да русыми кудрями. – Ладно, пойду коня обихожу, а там поглядим.

Буланко стоял, опустив голову у ручья, но не пил. И то, встретив вместо дивной кобылицы с хрустальным рогом подслеповатое страшилище, затоскуешь.

– Ну что, друже, – тихонько окликнул богатырь, – не застоялся? Пробежимся?

«Нет».

– Да ладно тебе. На cкаку любая тоска развеется, а как в Китеж вернемся, архивщиков расспрошу. Должны же где-то и настоящие единорожицы быть, те, о которых в книгах написано.

«Должны, только не видать мне их. И с тобой не скакать. Ослеп я».

– Ты… что?! – не понял Алеша. – Как? Когда?!

«Ночью. Ты далеко был… гирифтена ловил».

Да, ловил и поймал. Он как раз стоял над упавшим птицезмеем, когда Буланыш внезапно закричал. Потом подбежали загонщики и стало не до коня. Подумалось, друг прыжок на гирифтена почуял, хотя что там чуять-то было?!

– Ты ведь меня звал! Что ж правды-то не сказал?

«Ты дело делал. Обо мне бы стал думать, ошибся бы. Нельзя Охотникам ошибаться».

– А потом, потом-то зачем врать начал?!

Буланко едва заметно шевельнул хвостом, ну хоть что-то!

«Подумать надо было. Ты, как в Китеж вернешься, серого не бери. Глупый, хоть и нашей породы. Добро не помнит, обиды жует. Не такой тебе нужен».

– Ты мне нужен, – отрезал Алеша. – Не для того мы с тобой встретились, чтоб я всяких… тупых брал.

«Не для того, – конь поднял голову, обернулся, сморгнул. Глаза у него были обычными – большими, темными, в коротких густых ресницах. – На мне теперь только воду возить, а ты – Охотник. Тебе нужен…»

– Хватит чушь молоть, не с таким справлялись! – прикрикнул этот самый Охотник, привычно ероша теплую гриву. То, что никакой воды другу не возить, богатырь решил сразу же. – Давай, рассказывай, что с тобой стряслось, а там поглядим.

«По голове прилетело. Тяжелым. Сперва вроде ничего, а потом – темно. Совсем. Думал, ночь кромешной стала, только люди вокруг этого совсем не замечали. Тут и понял, что не с ночью худо, а со мной. Сам виноват, накликал. Не хотел ЕЕ такую видеть, теперь ничего не вижу. Нельзя глупого просить, услышат».

– Кто тебя ударил?

«Рыжий. Вначале валялся, храпел, потом очнулся. Злился, башкой мотал, с цепи рвался. Только не ударил, цепь коротка была. Бросил и попал».

– Вот же худовщина! Это я ослеп, не ты! Ведь поклясться же мог, что все валуны от него убрал, не было там камней рядом никаких, одна трава!

«Не было камней, ничего не было. Черепаха приползла… Сам накликал, теперь всё, теперь на мне только воду возить… а