Продираясь через густые заросли, Лоуи обнаружил, что за его пояс зацепился какой-то побег, и оторвал его. Ощутив под пальцами затейливое переплетение волокон, Лоуи вспомнил ту ночь, когда заслужил этот пояс, — ночь инициации.

Он вспоминал…

Той давней ночью сердце готово было выскочить из груди от восторга. Лоуи тогда спустился к самым корням деревьев. Так глубоко он бывал лишь дважды, когда присутствовал при инициации своих друзей, — так было принято, потому что для того, чтобы вырвать длинные шелковистые пестики из самой сердцевины цветкасирены, силы одного было недостаточно.

Однако Лоубакка решил идти один, предпочитая бросить вызов прожорливому цветку, полагаясь лишь на свои собственные мускулы.

Та ночь на Кашиике была сырая и холодная. Кругом оглушительно визжали, пищали, рычали и каркали неведомые звери. Добравшись до земли, Лоубакка поправил рюкзак и начал охоту.

Навострив все чувства, Лоубакка решительно шел от дерева к дереву, пока не почуял терпкий запах дикого цветка-сирены. Он уверенно двинулся по нижним ветвям в сторону источника этого яркого аромата, дрожа от смеси предвкушения и страха, и, наконец, оказался на суке, нависавшем прямо над цветком. Он нагнулся, чтобы рассмотреть свою добычу, — неподвижную, но невероятно злокозненную.

Огромный цветок-сирена состоял из двух соединенных посередине овальных лепестков, ярко-желтых, блестящих, на пятнистом кроваво-красном стебле вдвое толще того сука, на котором сидел Лоубакка. Из середины цветка торчал пучок длинных белых мерцающих тычинок, испускавших разнообразные феромоны — запахи, которые привлекали самых разных ничего не подозревающих животных.

Красота громадного растения была преднамеренно обманчива, поскольку стоило завороженному животному коснуться чувствительной внутренней поверхности цветка, как запускались смертоносные рефлексы и челюсти-лепестки смыкались, чтобы переварить жертву.

Лоубакка решился в одиночестве и без всяких капканов раздобыть сверкающие пряди из самой сердцевины цветка.

Обычно несколько сильных друзей не давали цветку закрыться, а юный вуки забирался в цветок, срывал нити и быстренько спасался. Но даже такая помощь ничего не гарантировала. Недостаточно проворным случалось лишаться лап и ног, если кровожадному цветку удавалось их ухватить.

Решившись на такое дело в одиночку, Лоубакка, однако, должен был проявлять особую осторожность. Он снял с мохнатой спины рюкзак и вытащил из него маску, крепкую веревку, тонкий шнур и складной вибронож. Маской он прикрыл нос и рот, чтобы не чувствовать соблазнительного аромата сирены. Лоуи знал, что феромоны способны вызвать сильнейшее, прямо-таки страстное желание коснуться цветка, и не мог позволить себе ошибиться.

Лоуи заторопился — зловещие ночные шорохи изрядно его нервировали. Он отмерил немного тонкого шнура и сделал на конце скользящую петлю, а потом из толстой прочной веревки устроил нечто вроде качелей. Перекинув конец толстой веревки через сук прямо над сиреной, Лоуи зажал его в лапе, соскользнул с ветки и повис на могучих лапах.

Лоуи спустился как можно ближе к колышущимся лепесткам — на расстояние вытянутой лапы от вожделенных волокон. Конец веревки он зажал в зубах, чтобы освободить лапы. Охватив тычинки петлей тонкого шнура, словно арканом, он спустился еще чуточку ниже, нагнулся и срезал пучок виброножом. Рыча он дернул добычу к себе, прижал к груди волосатой лапой и принялся запихивать в рюкзак.

Тут-то он и разволновался настолько, что разжал зубы, и длинный конец веревки свесился вниз, задев блестящий лепесток смертоносного цветка. Похолодев от ужаса, Лоубакка ухватился за веревку и подтянулся вверх, едва увернувшись от сомкнувшейся пасти сирены. Лепестки лишь чуть задели ему ногу, а потом со зловещим хлюпаньем закрылись.

Лоуи подумал, что заслужил свою добычу, каждую ее ниточку, и что волокон хватит на то, чтобы сплести символический пояс. С тех пор он носил его, не снимая.

Лоубакка все прыгал и прыгал с дерева на дерево — час за часом, всю ночь напролет — и мало-помалу стал чувствовать усталость в каждой мышце.

О расстоянии он не думал: надо было добраться до Академии джедаев. Вуки уже не слышал ничего, кроме собственного сиплого дыхания. Ушибленная нога подгибалась при каждом шаге. Перед глазами плыло от изнеможения, а шкура была вся в листьях и побегах. Он мчался все вперед и вперед, — лапы-ноги, лапы-ноги, лапы-ноги…

И вдруг Лоуи растерянно остановился и огляделся. Прыгнув на очередную ветку, он обнаружил, что деревья кончились. Подняв голову, он посмотрел вниз, на поляну — это была посадочная площадка! — и увидел величественные ярусы Великого Храма, освещенного в предрассветной мгле мерцающими факелами.

Лоубакка не помнил, как слез с дерева и добежал до храма. Он видел только прекрасные гостеприимные очертания древней каменной пирамиды — и издал клич тревоги. Он ревел снова и снова, пока из храма по ступеням не повалил поток фигур в плащах с яркими факелами.

Отчаянный бег дорогого стоил Лоубакке. Как только необходимость держать себя в тисках решимости отпала, колено наотрез отказалось слушаться. Мохнатые ноги подогнулись, и Лоуи упал на землю, пытаясь еле слышно рассказать, что случилось.

Повернувшись на спину, он увидел над собой множество встревоженных лиц. Над ним нагнулась Тионн и отвела с его глаз клок спутанного меха.

— Лоубакка, мы же о тебе волновались! — сурово сказала она. — Ты цел?

Лоуи застонал в ответ, но Тионн, кажется, его не поняла. Она нагнулась поближе. Серебристые волосы мерцали в свете факелов.

— Джейсен и Джейна тоже ушли с тобой? А Тепел Ка?

Лоуи попытался ответить.

— Что случилось? — недоумевала Тионн. — Ты знаешь, где они? Скажи!

Лоубакке наконец удалось сказать, что все прочие попали в беду в джунглях. Тионн обеспокоено нахмурилась.

— Прости, Лоубакка, но я ни слова не понимаю!

Лоуи пошарил на поясе, чтобы включить Эм Тиди, но ничего не обнаружил. Крошка-дроид пропал.

Тенел Ка бежала по прохладной полумгле подлеска, стараясь выработать хоть какой-нибудь план. Руки она держала перед собой, прикрывая глаза и раздвигая ветви и стебли. Ветки хлестали ее по лицу, вырывали целые пряди волос и безжалостно царапали голые руки и ноги.

Она стала задыхаться, не от быстрого бега, к которому давно привыкла, а скорее от пережитого ужаса. Одна надежда — что решение было принято верно. В ушах стучала кровь, заглушая разнообразные шорохи и звуки, которыми ночные зверюшки приветствовали ночь. Все успокоительные техники разом вылетели у нее из головы.

Послышав прямо за спиной громкие вопли какой-то птицы, Тенел Ка вздрогнула и обернулась. Не успев повернуться назад, она с размаху налетела на ствол дерева массасси. Девушка отлетела назад и осела на землю, прижав руку к лицу чтобы оценить масштабы бедствия.