Он молчал несколько долгих секунд, прежде чем сломать лед своей жесткой манерой поведения.

— Ты будешь хорошей для своего нового мужа, несомненно, — это не было вопросом. Это было требование.

Я кивнула.

— Хорошо, — сказал мой отец напоследок. — Ты представляешь нашу семью. Ты — клей, который поможет соединить Братву и Коза Ностру, — его взгляд был настолько холодным, что я прочувствовала его до костей. — Твой брат едва ли соответствует моим ожиданиям. А дух твоей сестры слишком велик. Чем старше она будет становиться, тем больше у нее будет проблем. Мне повезет, если я смогу отдать ее в руки одного из своих солдат.

Моя тревога за Клаудию возросла, но я не подала виду, не желая давать отцу повод использовать что-то против нее, запереть ее еще больше, задушить ее, сделав наш дом тюрьмой.

— Она милая, мягкая и робкая, — не успела я обдумать эти слова, как они уже сорвались с языка.

Он насмешливо сказал:

— Твоя сестра — это беда. Ей придется усвоить урок. Она должна знать свое место. И у нее есть три года, чтобы прийти в себя, прежде чем это случится.

Я почувствовала поднимающуюся панику, но постаралась подавить ее. Мое внимание переключилось на Клаудию, которая сидела с Джио и нашей матерью. Она ковыряла кусок хлеба и хмурилась, когда наша мать говорила ей что-то, что явно ее не устраивало.

Отец слегка отстранил меня от себя, и я была вынуждена запрокинуть голову, чтобы заглянуть ему в лицо. А он не переставал танцевать, изображая на лице образ.

— Ты будешь слушаться его, — его голос был жестким и твердым. — Твой муж — главный в семье. Ты будешь гордиться этой семьей и сделаешь все, что от тебя требуется. Никаких вопросов. Никаких жалоб. Полное послушание, — его выражение лица было знакомым, холодным и невозмутимым, более безжизненным, чем я когда-либо видела.

Он не ждал ответа, потому что не нуждался в нем. Он не задавал вопросов, не спрашивал моего разрешения. Он говорил мне, что я буду делать, и на этом все заканчивалось.

Он положил ладонь на мою талию, а другой рукой взял меня за руку, пока мы плавно двигались по полированному танцполу. Мое сердце гулко стучало, в горле пересохло, но взгляд все равно искал того, о ком шла речь.

Николай и его брат уже отошли от бара и стояли у балконных дверей. Угол, в котором они находились, освещался тусклым светом люстры, но его взгляд был прикован ко мне, как будто он не сводил его все это время.

Я вздрогнула.

— Ты делаешь то, что он говорит, Амара.

Тон отца снова вернул мое внимание к нему. Я знала, что он имел в виду.

Я облизнула губы, но ничего не ответила. Я заставила себя не смотреть на Николая, но это продолжалось всего несколько минут. В какой бы позиции я ни находилась, когда мы танцевали, Николай всегда был сосредоточен на мне.

Я могла сделать это, стать преданной женой, которую хотел видеть мой отец. Но не потому, что Марко Бьянки приказал мне. Это будет сделано из чистого желания выжить. Я хотела быть счастливой. Я хотела быть любимой. Не думаю, что смогу найти это с Николаем, но я хотела попробовать. Ведь какие еще были варианты?

Песня закончилась, и мы отошли к ожидающим гостям. Мой отец танцевал медленный танец с моей матерью, а я была очарована братом моего отца, Игнасио. Мой дядя был совсем не похож на моего отца. Он был веселым, с чувством юмора. Даже более добрым, если в мафии можно быть таким. Но, возможно, именно поэтому мой отец всегда смотрел на Игнасио свысока. Он видел в нем слабака, потому что тот не был невозмутимым, хладнокровным ублюдком.

Эта смена партнеров по танцу продолжалась в течение следующих двадцати минут, гости выстраивались в очередь, чтобы занять свои места.

Меня передавали от одного члена семьи к другому, от одного партнера к следующему. Разговоры были вежливыми, если не сказать напряженными, как будто никто не знал, что именно мне сказать.

Я танцевала с Франко, одним из помощников моего отца, и слушала, как он рассказывает о том, что его дочь выходит замуж следующей весной. Когда я взглянула на отца, то увидела, что он танцует с Франческой.

Он выглядел таким же довольным тем, что ему приходится танцевать со всеми, как и мне. Рот Франчески двигался, улыбка была широкой, она все говорила, говорила и говорила.

Я видела, как плотно сжимается челюсть отца, несомненно, его раздражение нарастало. Он был не из тех, кто любит поговорить. Когда песня закончилась, он, казалось, был слишком благодарен за то, что избавился от Франчески, повернулся и ушел, оставив ее стоять и смотреть ему вслед с ошеломленным выражением лица.

Я завидовала ей, потому что это был взгляд дочери, которая получала все внимание, какое хотела, и не могла понять, что кто-то не хочет ловить каждое ее слово.

После того как я станцевала обязательный танец с последним гостем, я откланялась, желая пойти в уборную, чтобы передохнуть и отвлечься от всех. Я тонула. Но мне помешали две мои кузины, обе они радостно болтали, как будто моя свадьба — это самое захватывающее событие в жизни.

— Боже мой, посмотрите на него, — сказала Ауна, и ее почти мечтательный вздох действовал мне на нервы. Она повернула голову, и стало очевидно, что она смотрит на Николая. — Он такой большой, с такими темными волосами и голубыми глазами.

Она вздохнула, и я почувствовал, как в животе у меня все сжалось. Я не хотела задумываться об этом слишком сильно. Не хотелось допускать мысли о том, что я испытываю ревность.

— Он выглядит таким… опасным, — Селена прошептала последнее слово почти еле слышно. — Он выглядит более опасным, чем все парни, которых мы видим здесь, — она наклонилась ближе ко мне, ее глаза расширились. — Когда я узнала, что ты выходишь за него замуж, то провела небольшое исследование.

Она подняла руки и пошевелила пальцами у меня перед носом, как будто была шпионом и нашла самые интересные улики. Я не потрудилась сказать ей, что тоже провела собственное расследование.

Я также не собиралась признавать, что Николай был настолько большим, настолько привлекательным, что мое тело словно замирало, когда я думала о нем, чувствовала возбуждение, которого никогда не испытывала раньше.

Я боялась и предвкушала в равной степени то, что произойдет сегодня вечером.

Я заметила танцующих отца с матерью, их поза