сидел. В зону приезжали к нему оперативники, в зоне его били, из него явку выбивали. Чтобы закрепить эту явку, ему сказали: «Говори, что вот этот и вот такой-то были в курсе всего». Чтобы, значит, и нас подтянуть… Потом меня вызвали, посадили, показали свои бумаги, говорят: «Подтверждай». А это протокол допроса. Того человека, которого допрашивали до меня. Он расписался, что, дескать, я тоже был в курсе его дел. Мне предлагают это подтвердить, я говорю: «Не согласен, я тут совсем ни при чем. Делайте мне очную ставку с ним, там все выяснится».

— В какой зоне это происходило?

— Там у нас, в Омске.

— Вы сидели в Омске в зоне?

— Нет, не сидел. Просто другой человек, из моей компании, на свободе, он сел за дело трехгодичной давности. Я тогда был еще на свободе, а он сел. И там, в зоне, его раскрутили еще на одно дело. На заказное убийство. Выбили из него явку с повинной, он признался в этом убийстве. После чего нужно было еще найти свидетелей. То есть когда его привезут в суд, там можно будет смело сказать и доказать, что в курсе его криминальных планов были еще несколько человек. И вот якобы он со мной в свое время поделился своими планами. Меня пригласили и стали принуждать подписаться — подтвердить свою косвенную и его прямую вину. Будто я был свидетелем — знал о готовящемся убийстве.

— Кто вас принуждал подписаться?

— Оперативники УБОПа.

— И что было дальше?

— Ну… я подтвердил. А на суде уже сказал, что из меня просто выбили эти показания, как и из него выбили. Это я уже говорю о методах работы в правоохранительных органах. Из человека можно выбить любые показания, в том числе против него самого. Я знаю, что мой приятель, который по заказному убийству написал признательные показания, просто оговорил себя. На самом деле он никого не убивал. Я знаю это… с его слов. И я знаю, как его обрабатывали. Потому что мне показывали видеозапись его допроса. Таким образом меня хотели запугать…

— Расскажите подробнее об этом.

— Я приехал, меня куда-то завели, посадили перед телевизором. Смотрю. Вижу, как проводился допрос. Рядом с подозреваемым стоит оперативник с резиновой дубинкой. И спрашивает: «Куда стрелял? Сюда?» И бьет его по затылку. «Или сюда?» — и бьет его по лицу. Этой дубинкой. А потом, когда его уже выводили, он сказал: «Мне нужен доктор». — «Ах, тебе еще доктор нужен?» Его закрывают в ШИЗО на пятнадцать суток. Время проходит, опять выводят и говорят: подписывай так и так. Потом мне показали другую видеозапись, где он уже кричал: «Да! Я!.. Стрелял!..»

— Вас допрашивали тоже с дубинкой?

— Нет, меня били учебником. Если точнее сказать, Уголовным кодексом. По голове. Плюс применяли всякие психологические трюки. Говорили, что увезут в тюрьму и бросят в камеру к обиженным. Это, считайте, вся лагерная жизнь будет сломана. А мне сидеть всю жизнь…

— Выходит, вы сразу подписали всё, что от вас требовали?

— Подписал. А на суде обратил внимание судьи, что под давлением подписался под фактами, которые не соответствуют действительности. Сказал, что меня вынудили.

— Когда это было?

— Прошлой зимой. Я сидел в этой зоне, меня этапом возили в Омск. Суд прошел, меня увезли обратно.

— Вы сами служили в милиции. Бывали случаи, когда приходилось применять силу?

— Да. Но я считал, что мы применяли силу оправданно. Потому что неизвестно, чего ожидать от человека, которого задерживаешь. Лучше сразу его обезвредить — плотно, хорошо. Потом, если что, извиниться.

— Рядом с вами работали коллеги — оперативники, следователи. Они могли применять какие-то недозволенные методы ведения следствия?

— Конечно. Я знал об этом.

— И не возмущались?

— Нет, потому что считал: так проще работать. Правильнее сказать, тогда я был по другую сторону баррикад. Попав в зону, я в чем-то прозрел. Однако не считаю, что все методы милицейской работы плохие. Ведь оперативная работа — она тоже не чистая и не благородная. В дерьме по уши. И я теперь понимаю, что с нами, зэками, по-другому никак нельзя. Оставаясь чистеньким, незамаранным, от нас ничего не добьешься. Все равно потребуются какие-то действия. Допустим, оперативник не может ничего от меня добиться, он подсылает агента… И по воле, и здесь, в зоне.

— В колонии среди осужденных есть иерархия? Есть «авторитеты», с которыми обязательно нужно делить посылки?

— Нет, здесь многие живут просто «в одного». Мало с кем общаются. Получают посылку — ни с кем не делятся. Сами по себе. Просто многие разочаровались… Приходит такой в зону, его к себе уже подтягивают: «Ну, ты чего, братик, мы с тобой на одной тюрьме сидели». Учат его, что можно делать в зоне и чего нельзя. Он получает посылку, говорит, дескать, пацаны, спасибо за науку, вот держите — делится с ними. Посылка кончается — этим людям он уже не нужен. Человек понимает, что его просто выдоили. Он тогда к другим пытается примкнуть. Они тоже говорят свое: «Мы не такие, как вон те, гады, они постоянно доят кого-нибудь». Он вроде к ним приклеился, а потом точно такая же ерунда происходит. И человек уже думает, что лучше оставаться «в одного». По крайней мере, сам себя не обманешь. Некоторые в колонии живут так называемыми семейками, то есть по двое-трое. Какие-то проблемы возникают — решают втроем. Например, кого-то из них закрывают в ШИЗО, значит, двое других пытаются как-то ему помочь. Получает один посылку — тоже делят на троих. Но все это продолжается только до тех пор, пока у всех троих интересы совпадают. Чуть что не так — эта семейка разваливается. Потом, смотришь, каждый из них нашел себе новую семейку, полгода проходит, и эта семейка разваливается… У нас тут воруют друг у друга! На моей памяти, двое попались на этом.

— Как с ними поступили?

— В обиженные перевели… Там не происходило физического насилия. Просто им предложили переехать жить к обиженным. А если они с такими живут, значит, к ним самим будет такое же отношение, как к обиженным.

— Воровать друг у друга плохо, это понятно. Есть в колонии другие негласные законы?

— Я вам скажу, эта зона отличается от бытовой колонии. Здесь нет блатного мира. Администрации здесь даже проще, колония управляемая. Про бытовые зоны я много знаю, потому что сидел с теми, кто прошел бытовые зоны. Одно время я даже писал конспекты, как себя вести в бытовой зоне. Я думал, что мне придется всю жизнь сидеть. Я же