– Потому что она яркая, – улыбнулась Эдьиэйка. – Хочешь, купим тебе черную?

Абашикка задумался. Завтра опять предстояло идти в школу… Он взял у Эдьиэйки немного запачканную желтую шапку, повертел ее в руках и сказал:

– А она правда лучше. Не надо другую.

Эдьиэйка облегченно вздохнула про себя, потому что дети носили ту одежду, которую им присылали добрые люди. Одежда называлась «гуманитарная помощь». Прошлогоднюю шапку Абашикка потерял, и хорошо, что в этом году им прислали две, ведь Левушке тоже нужна одежда. Сейчас купить шапку означало отказаться от чего-то.

Итак, Абашикка продолжал разгуливать в своей желтой шапке, как ни в чем не бывало. Она и в самом деле начала ему нравиться, да и в школе привыкли. Более того – то тут, то там можно было теперь увидеть мальчишек в ярких шапках, и никто их не дразнил.

Тем временем Лик все не возвращался. Абашикка чувствовал, что он сделал все, что в его силах. Мы видели, как он научился даже мужественно переносить насмешки. Он победил общественное мнение. Он заставил всех признать свою нелепую желтую шапку, перепавшую ему от щедрот неизвестной благотворительной организации, как самую крутую. Правда, сам он думал, что история с шапкой не имеет никакого отношения к возвращению Лика. Но мы-то знаем, что эти последние подвиги являлись едва ли не самыми главными.

– Левушка, как ты думаешь, почему Лик не возвращается? – спросил однажды Абашикка. Левушка пожал плечами.

– Потому что вы нарушаете Правила, – выскочил вертевшийся неподалеку Кусеныш.

– А тозе, а тозе! – закричал Туораах из-под кровати, но никто не обратил на него внимания. Он часто так кричал, по поводу и без повода.

– Правила существуют не для того, чтобы их не нарушать, – развел руками Левушка.

– А для чего? – ужаснулся Кусеныш. – Неужели для того, чтобы нарушать?

– Мне кажется, они написаны для того, чтобы мы стремились всегда к лучшему. Это образец, – сказал Левушка.

– Их нельзя не нарушить хотя бы раз. – добавил Абашикка.

– А я ни разу не нарушил ни одно правило, – с гордостью доложил Кусеныш. Ребята посмотрели на него недоверчиво.

– А тозе, а тозе! – закричал все тот же Туораах из-под кровати.

– Во всяком случае, Лику наплевать на Правила. Он же котенок, – вздохнул Левушка. – А давайте будем класть на его коврик блюдечко с молоком. Ну, как будто он есть. Может, он почувствует, и вернется.

– Но его же нет, кто будет пить его молоко? – удивился Кусеныш.

– А вот посмотрим, – печально улыбнулся Левушка.

Сказано – сделано. Перед сном ребята налили в блюдечко Лика молочко и поставили возле его коврика в коридоре, строго наказав Коале не прикасаться к блюдечку, на что та только презрительно фыркнула, про себя, видимо, подумав: «Какая гадость!». Всем известно, что коалы ничего не пьют. Конечно, ИХ коала была особенной, поэтому пила. Но не молоко.

Утром блюдечко оказалось… пустым!

– Он здееесь! – истошно завопил Абашикка на весь Балаган. – Лик вернулся!

– Что такое? Лик? Где Лик? – всполошились все, сбегая вниз. Полуодетый Абашикка с волосами, растрепанными больше обычного, стоял на коленях возле коврика Лика и победно потрясал пустым блюдечком. – Мы вчера налили молока в это блюдце, и оно сейчас пустое!

Обитатели Балагана заахали и заохали. Некоторые даже сгоряча начали: «Кыс-кыс», хотя помнили, что Лик ненавидел, когда его так подзывали – как какое-нибудь безграмотное животное.

– Нет, его здесь нет, – покачала головой Эдьиэйка. – Он бы сказал мне, что вернулся. Успокойтесь.

– Но… он же не умеет говорить! – удивленно прошептал Абаашикка, поворачиваясь к ней всем корпусом.

– Да? – в свою очередь, удивилась Эдьиэйка. Абашикка только ресницами захлопал.

– А кто тогда выпил молоко? – задал резонный вопрос Левушка. Все развели руками и недоуменно оглянулись. Раздался топот маленьких ножек. Это, как всегда, с опозданием прибежал Туораах и попросился на ручки к Эдьиэйке. Она взяла его на руки и поцеловала.

– Ну… Ты хочешь что-то сказать, малыш? – ласково спросила его Эдьэйка. Туораах прижался к ней, съежился и спрятал лицо в ладошках. Подумав, он показал один глазик.

– Молочко… это я ночью выпил, – смущенно признался он и отвернулся. – Вкусное молочко.

– Котеночек мой! – растаяла Эдьиэйка. – Ты бы сказал мне, и я бы налила тебе молочка в твою красивую кружечку!

Бегая без шапки поздней осенью, Абашикка все-таки заболел. У него поднялась температура, от лекарства «кока-коала» его просто-напросто вырвало. Потом он лег на кровать и решил больше не вставать. Его черные кудри прилипли к влажному лбу, он метался в полубреду. Все очень перепугались. Пришел строгий врач, дал какие-то таблетки и велел не переживать. Накануне болезни Абаашикке приснился сон.

В этом сне он стоял в центре ярко освещенного круга, похожего на арену цирка и размахивал большим хлыстом. Рядом с ним находился Лик. Животных, которых он дрессировал, Абашикка не увидел, но ему показалось, что это были какие-то большие и опасные звери. Потом он с кем-то разговаривал, стоя в коридоре, а к ним подошел Лик и сказал: «Там бъют наших», указывая лапкой в сторону ярко освещенной арены, которую они с Абашиккой только что покинули. Абашикка хочет вернуться, но его не пускают, потому что не его номер, ему нельзя. Лик тем временем исчезает куда-то, Абашикка начинает его искать в длинных темных коридорах, и не находит. Кто-то ему шепчет: «Зимааа… Скоро зимааа… Кот замерзнет…»

Абашикка проснулся в холодном поту. Вокруг стояла кромешная тьма. У входной двери тихо стучали часы. В Балагане длилась глубокая ночь, такая темная осенью. «Хоть бы шторы приоткрыть», – подумал Абашикка и хотел было откинуть одеяло. Оно не откидывалось. «Аааа…» – вполголоса вскрикнул Абашикка. Никто его не услышал, все спали. «Должно быть, я тоже сплю», – подумал Абашикка и решил расслабиться. Он лежал и думал о своем сне, о том, как, наверное, ужасно, когда бедного тигра или льва заставляют прыгать через огонь, избивая плетью. И это все ради того, чтобы несколько человек захлопали в ладоши. «Я никогда в жизни не пойду в цирк», – подумал он, снова засыпая. И тут вдруг опять раздался этот зловещий шепот: «Скоро зимааааа».

– Помогите! – уже громко закричал Абашикка, просыпаясь.

Уже наступило утро. Туораах уже бегал по комнате и стаскивал одеяла с не успевших проснуться обитателей Балагана. Собственно, кроме него, бодрствовали только Маша и Эдьиэйка. Одеяло Абашикка крепко-накрепко прижимал к себе, и Туораах никак не мог стащить его, отчего сердился и хныкал.

– Помогите! – наяву заорал Абашикка. – Туораах!

– Туораах, уйди! – крикнул кто-то Абаашиккиным голосом.