Сохраняя по возможности равнодушное выражение лица, он медленно широко раздвинул колени и стал ждать.

Помедлив всего лишь мгновение, она высоко подняла голову и встала между ними, стараясь не встречаться с ним взглядом. Он был рад этому. Если бы она заглянула в его сердце, ему бы не поздоровилось.

Он был очень доволен, что захотел побриться.

Она спокойно, по-деловому наклонила набок его голову, нанесла пену на шею и подбородок, обмакнула бритву в горячую воду и прикоснулась ею к горлу.

Чувствуя, как смертоносное оружие скользит по коже, он старался не дышать и не делать глотательных движений.

Но пока дело обошлось без порезов. Он вздохнул с облегчением.

Она сполоснула бритву в горячей воде и так же аккуратно проделала еще одну дорожку. Он постепенно расслабился.

Однако это напряжение сменилось напряжением другого рода.

Она брила его, полностью сосредоточив на этом все внимание: на лбу между тонкими бровями пролегла морщинка, высунувшийся изо рта кончик языка прижался к верхней губе.

Она была так поглощена работой, что он получил возможность наблюдать за ней с близкого расстояния сколько душе угодно.

У нее была кремовая, как у многих рыжеволосых, кожа — нежная, как лепесток розы. На переносице чуть вздернутого носика рассыпались крошечные золотистые веснушки. Большинство женщин считали веснушки недостатком, но эти были похожи на бисквитные крошки, брошенные на взбитые сливки, и выглядели так аппетитно, что слюнки текли.

Ее бедра, предплечья, а иногда и грудь слегка задевали его, когда она двигалась. Видя, как досадливо сжимаются ее губы всякий раз, когда это происходило, он понимал, что она делает это непредумышленно.

Она повернула его голову, чтобы выбрить другую сторону, и его взору открылись ее маленькие аккуратные уши, к которым прикасались выбившиеся из пучка рыжевато-каштановые волосы. Ему безумно хотелось поцеловать нежное местечко за ухом, укусить аккуратную мочку, пробежаться языком по сложному лабиринту ушной раковины и заставить ее задрожать и вскрикнуть от удовольствия.

Забывшись, он сжал ноги вокруг ее бедер, она подскочила и порезала его.

— Что это вы делаете? — возмущенно вскрикнула она. — Я порезала вам щеку!

Она смочила тряпочку в чистой воде и приложила к щеке. На тряпочке был след крови.

— Это пустяки! — сказал он. — Извините, я вас напугал.

— И вы меня извините, — сказала она. Обмакнув бритву в воду, она возобновила бритье. — Ваш слуга, несомненно, делает это быстрее и более умело, чем я. К тому же вся эта операция, наверное, вас утомила.

Он ничего не сказал. Усталость не была проблемой. Проблемой было искушение: эта привлекательная женщина была так близко, что можно было прикоснуться к ней, уловить ее запах, почти почувствовать ее на вкус. Какой нормальный мужчина выдержит все это и не схватит ее в объятия, не уложит в постель, не высвободит ее из этой ветхой одежды и не займется с ней любовью?

Почему, черт возьми, она не замужем? Или — еще того лучше — не вдова? Замужняя женщина или вдова знала бы направление его мыслей и поняла бы, какое удовольствие ее ожидает.

Но Мэдди была невинной.

Однако он был твердо уверен, что не принадлежит к числу тех мужчин, которые соблазняют невинных.

К сожалению.

Она закончила бритье и подала ему влажное полотенце, чтобы вытереть с лица остатки пены, а сама унесла поднос. Он тщательно вытер лицо, горло и шею и торопливо, пока она находилась к нему спиной, обтер грудь и под мышками.

Он смочил одеколоном щеки и ощутил приятное пощипывание.

— Спасибо, я чувствую себя новым человеком.

Она улыбнулась.

— Не уверена, что вид у вас стал менее пиратским, — сказала она, окидывая взглядом его лицо, — но по крайней мере никто не назовет вас головорезом.

Он встретился с ней взглядом.

— Так, значит, я похож на пирата? — тихо сказал он.

Она нервно сглотнула, но взгляда не отвела. Глаза у нее были коньячного цвета. И такие же пьянящие. Она облизнула губы, и у него пересохло во рту. Он почувствовал, как гулко забилось его сердце.

Он наклонился к ней с намерением привлечь к себе и зацеловать до потери сознания.

— Мэдди, — раздался с порога жалобный голос, — еще не время обедать? Я умираю с голоду!

Мэдди поморгала и с явным усилием оторвала от него взгляд.

— Еще десять минут, Джон. Скажи остальным. И напомни, чтобы вымыли руки и лица.

Он лежал в постели, прислушиваясь к позвякиванию посуды и тихим указаниям, которые давала Мэдди девочкам, накрывавшим на стол.

— Можно я отнесу поднос мистеру Райдеру?

Последовал обмен фразами, которые он не расслышал, потом занавески распахнулись и появилась Мэдди с подносам в руках, отчего туго натянулась ткань ее платья и фартука на груди.

Насколько он мог заметить, груди были все еще возбуждены, как и он сам.

Под его пристальным взглядом ее щеки порозовели как шиповник, но подбородок был высоко вздернут. Она встретилась с ним взглядом и спокойно сказала:

— Прошу вас не флиртовать со мной. Я не могу позволить себе заниматься пустяками, когда мне нужно думать о детях.

Она не просила его сотрудничества, а излагала свои условия, нарушив которые он будет немедленно изгнан в дом викария.

Он кивнул и с усилием отвел от нее взгляд. Он подозревал, что в ее словах содержалось также признание того, что ее он тоже вводит в искушение. Джентльмен отнесся бы к этому с уважением. А распутник — нет. Интересно, кем же окажется он?

На подносе стояла миска густого аппетитного рагу с картофельным пюре. До него донесся приятный запах. Усилием воли он заставил свой желудок не урчать.

— Джейн сказала мне, что ваше имя Райдер. Мистер Роберт Райдер?

Она вопросительно приподняла брови.

— Я так ничего и не вспомнил. А это имя придумали дети, и я согласился на него отзываться, — сказал он, пытаясь сесть.

Голова еще кружилась немного, но когда он не двигался, тошнота проходила, уступая место голоду.

— Мисс Люси очень беспокоило, что у меня нет имени, поэтому она предложила назвать меня Райдером.

Она поставила поднос рядом с ним на кровать и подложила ему под спину подушку.

— А Роберт?

Он пожал плечами:

— Мы выбрали его, потому что оно начинается на букву Р, которая вышита на моем носовом платке.

— Высказали «мы выбрали», не так ли?— с грустью спросила она. — А ведь я просила их не беспокоить вас.

— Они очень старались не беспокоить меня, — объяснил он с лукавой усмешкой. — Они просто разговаривали со мной. Причем очень тихо.