У нее дрогнули губы.

— Подстрекателем, наверное, был Джон. Он всегда найдет какую-нибудь лазейку в обход правил. Таким же был мой отец. Надеюсь, вам понравится рагу из кролика. Не беспокойтесь, все вполне законно. Сэр Джаспер разрешил мальчикам... — Она замолчала и добавила, как будто для себя: — Наверное, это тоже теперь изменилось.

Она взяла в руку к; ложку.

— Я могу поесть сам, — решительно сказал он. — Ложка не такое опасное орудие, как бритва, а рагу нельзя расплескать, как суп. К тому же мне теперь значительно лучше. С тех пор как меня отбрили, то есть побрили.

Она внимательно взглянула на него.

Он улыбнулся с самым невинным видом.

Алые словно шиповник щечки раскраснелись еще сильнее, и она ушла. Рагу было таким вкусным — пальчики оближешь. Он ел медленно. Ему было слышно, как они ели за столом, позвякивали посудой и разговаривали о событиях дня. Дети по очереди рассказывали о том, что думают по поводу этих событий. Они смеялись и даже дружески подтрунивали друг над другом. Такого по-настоящему семейного обеда ему никогда не доводилось наблюдать.

Когда они с Маркусом были мальчиками, они большей частью обедали в детской под наблюдением вереницы часто сменявшихся суровых накрахмаленных особ, каждую из которых называли нянюшкой.

Рано или поздно мама всегда находила у очередной нянюшки недостаток, и ее место занимала новая, такая же суровая и лишенная чувства юмора, как и предыдущая.

Мама терпеть не могла конкуренцию за привязанность своих мальчиков.

Обеды в детской проходили тихо, причем основное внимание уделялось поведению за столом. Разговаривать не разрешалось. Еще хуже бывало в тех редких случаях, когда одного или обоих мальчиков звали за семейный обеденный стол, где отец проверял, как себя ведут. Оба они очень нервничали и преимущественно молчали, а отец засыпал их вопросами и отпускал на их счет критические замечания.

Но здесь, будучи отделен от обедающих занавеской, он слышал, как Мэдди спрашивала каждого из них, как он провел день, а они с удовольствием рассказывали ей, спорили и смеялись. Смех за обеденным столом! Услышав такое, отец бы...

Он замер. Ложка выпала у него из руки, звякнув о тарелку. «Папа? Мама? Маркус?»

Неужели к нему возвращается память?

— С вами все в порядке, мистер Райдер?! — крикнула она.

— Да, благодарю вас. Просто я стал немного неловок, — ответил он.

Он вспомнил... что? Он закрыл глаза и попытался вспомнить что-нибудь еще. Кто он такой? Как его зовут?

Однако в его памяти по-прежнему были дырки словно в швейцарском сыре. Он знал, что ему есть о чем вспомнить — просто воспоминания появлялись и тут же исчезали: стоило ему уловить что-то краем глаза, как в тот же момент это что- то исчезало, как будто его и не бывало.

Но кое-что он все-таки вспомнил. Людей. Свою семью. У него были родители и брат по имени Маркус.

Как звали отца? И где находилась эта детская? Он помнил лишь, что это была длинная комната на верхнем этаже большого каменного дома. Окна там выходили на запад, и вечером можно было стоять у окна и наблюдать, как садится солнце. Из окон был виден парк, за ним лес. А еще дальше — горы.

Какое-то слово буквально вертелось у него на кончике языка. Но он, черт возьми, не мог вспомнить. Всякий раз, когда ему казалось, что почти вспомнил, оно ускользало.

— Закончили? — спросила она, появляясь между красными занавесками — такая милая, что более прелестную картину трудно было себе представить.

Он опустил глаза. Тарелка была еще полна наполовину.

— Вы что-то бледны, — сказала она. — Как вы себя чувствуете?

— Со мной все в порядке. Только...

Он не знал, что сказать ей. Что его память возвращается, но он по-прежнему ничего не знает? Уж лучше подождать, пока не узнает, кто он такой.

Однако какое облегчение, что у него вообще есть воспоминания!

— Вам не понравился кролик?

— Нет, что вы! Очень вкусно. Просто я наелся, — солгал он.

Он почувствовал недомогание, но к еде это не имело отношения.

В коттедже было тихо, дети улеглись спать. Он слышал, как Мэдди ходит по дому, потом послышался звук льющейся воды и тихие всплески, как будто...

Он насторожился. Она, должно быть, моется.

В таком тесном коттедже, как этот, для ванны не было места, да и воду пришлось бы нагревать над огнем. А это значит...

Когда он представил себе эту картину, у него пересохло во рту.

Ей пришлось бы стоять в каком-нибудь тазу. Он сглотнул и навострил уши, прислушиваясь к каждому звуку и воображая, как она стоит голая перед огнем, мерцающий свет пламени которого ласкает каждый соблазнительный изгиб ее тела.

Он слышал, как льется вода, и представлял себе, как она, обмакнув фланелевую тряпочку в воду, выжимает и намыливает ее.

Он готов был отдать что угодно за возможность поработать сейчас этой фланелевой тряпочкой. Однажды в Турции его мыли в бане две юные рабыни — это был жест гостеприимства. Девчонки, предоставлявшие эту услугу, совсем не выглядели несчастными. Напротив, они были весьма жизнерадостной парочкой. С хихиканьем и озорными ласками они вымыли его сверху донизу, причем все эти игры растянулись на половину ночи. У него остались самые приятные воспоминания о такого рода...

«Еще одно воспоминание?» — обрадовался он. Как и в предыдущем случае, оно возникло внезапно, когда он ничего не пытался вспоминать.

Его внимание вновь привлекли всплески воды. Похоже, она облила намыленное тело водой из большого кувшина. Он отчетливо представил себе, как стекают по ее телу струйки воды.

Если бы он взял с собой мисс Мэдди в турецкую баню, позволила бы она ему ее вымыть? И стала бы мыть его?

Он изнывал от желания.

Их разделяли всего лишь выцветшие красные занавески. Джентльмен не стал бы подглядывать.

Но может, она даже хочет, чтобы он подсмотрел?

У него пересохло во рту, а от ударов сердца сотрясалось тело. Он медленно наклонился вперед, осторожно раздвинул занавески и выглянул.

В камине плясало пламя. Мерцала свеча. Но комната была пуста.

Однако он продолжал слышать, как плещется вода.

— Вы здесь, мисс Вудфорд? — крикнул он.

— Я в буфетной.

Голос ее звучал несколько испуганно. Возможно, она мылась в буфетной, хотя там было страшно холодно.

— С вами все в порядке? — спросила она мгновение спустя. — Вам что-нибудь нужно?

Да, ему было нужно. Он хотел ее.

— Вы не могли бы выйти на минутку?

— Это срочно?

— Да, — произнес он охрипшим голосом.