Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он снова взглянул на шляпку. Она выглядела поразительно стильно, почти по-французски. Неудивительно, что леди из деревни пользовались услугами Мэдци.
— А ваш отец не мог вам помочь? — спросил он.
Она пожала плечами.
— Папа очень хорошо умел избегать всего, что могло нарушить его покой. К тому же он никогда не любил мою бабушку. Правда, она тоже его не любила.
Некоторое время она работала молча. Тишину нарушало только потрескивание дров в камине.
Он представил ее себе юной девушкой, которая своим трудом добывает себе хлеб в деревне, ухаживает за старенькой бабушкой, выращивает овощи и постигает мастерство шляпницы. Она радуется, когда за ней прислал отец, и предвкушает дебют в свете, а вместо этого ее ждет место нянюшки в детской. Должно быть, она была тогда страшно разочарована.
Она снова критически осмотрела шляпку со всех сторон.
— Нужно добавить что-то еще. Возможно, немного цветов. В этом году в моде обильно украшенные шляпки, а миссис Ричардс любит идти в ногу с модой.
Непостижимые существа эти женщины. Откуда ей, похороненной в этой глуши, знать о том, что сейчас в моде?
— Значит, вы так и не дебютировали в свете?
Покопавшись в куче обрезков и лоскутков, она собрала крошечный букетик из ленточек и искусственных цветов.
— Нет. Папа сказал, что в этом нет необходимости. Это слишком дорого обойдется, а у него уже есть договоренность.
— Договоренность?
— Мне это очень не понравилось, — сказала она.
По вздернутому подбородку он видел, что дальнейших объяснений не последует. А она принялась пришивать цветы к ленте шляпки.
— Разве ваша бабушка не могла помочь с детьми?
Она покачала головой.
— Она умерла за шесть месяцев до того, как папа послал за мной. Я, конечна, сообщила ему о ее смерти, но он послал за мной только после смерти его второй жены, когда он остался с четырьмя маленькими детьми и новорожденным младенцем на руках.
Она пришила последний цветочек и тихо добавила, как будто это не имело значения:
— До тех пор я даже не знала, что у меня есть братья и сестры. Конечно, я знала, что он снова женился, но за те десять лет, которые я прожила с бабушкой, он ни разу даже не упомянул о детях.
Десять лет! А потом обнаружить, что у него имеется другая большая семья, а ты старшая из шестерых детей!
Какая обида...
У него вдруг шевельнулись какие-то воспоминания. У него был брат, о котором ему никогда не говорили. Или даже два брата? Он не был уверен.
Он вспомнил, какой гнев это вызвало. И кажется, ревность. Или даже ненависть к чужакам, посягнувшим на его территорию. Но подробностей он не мог вспомнить.
— Когда умер ваш отец?
— Два года назад. Своим детям он оставил только долги, так что...
Она пожала плечами.
— У вас больше нет никого, кто мог бы помочь вам?
Она снова подняла шляпку, осматривая ее со всех сторон.
— Что вы на это скажете? — спросила она, надев шляпку на голову и повернувшись к нему.
Он был потрясен. Каким образом из кучи лоскутков и обрезков появилась эта стильная французская шляпка? Но он решил не отвлекаться.
— Очень красиво, — сказал он.
Итак, не имея никакой поддержки, она оказалась полностью ответственной за детей, которых едва знала. И с тех пор работала на них не покладая рук.
— Вас, должно быть, это возмущает? — тихо спросил он.
— Возмущает — что?
— То, что вам навязали детей без...
— Навязали? — удивилась она. — То, что я ращу детей, меня ничуть не возмущает. Я люблю их. Они — моя семья, самое дорогое, что у меня есть на свете. Поэтому я не позволила этой родственнице взять Сьюзен. Пока я могу ухаживать за детьми, я не допущу, чтобы кто-нибудь нас разлучил. Меня возмущало лишь глупое, эгоистичное транжирство отца — он ничего не оставил детям, кроме кучи долгов. Но жизнь меня научила не тратить время на бесполезные сетования, которые никому не помогают и лишь усиливают горечь. А теперь, мне кажется, пора ложиться спать, — улыбнувшись, сказала она и исчезла в буфетной.
Ее слова и обворожительная улыбка, которая их сопровождала, вызвали приятную дрожь во всем его теле. Он снова улегся и стал ждать, замирая от предвкушения. Несколько минут спустя она вернулась, одетая в толстую фланелевую рубаху и шерстяную шаль, завязанную спереди узлом, чтобы скрыть грудь. Он понимал, что было холодно и фланелевая рубаха была разумным выбором. Но ей она не нужна. Уж он не даст ей замерзнуть.
Она поставила перед огнем экран, потом торопливо вышла и вернулась со скатанной постелью.
— Что, черт возьми, это такое? — воскликнул он, сев в постели так быстро, что закружилась голова.
Он отлично знал, что это такое.
Она удивленно приподняла бровь.
— Простите, не поняла?
«Черт бы побрал мой язык», — подумал он.
— Что вы делаете?
— Это мой дом, мистер Райдер, и я буду спать там, где пожелаю.
— Вы замерзнете на каменном полу.
Она отогнула угол лоскутного одеяла.
— Сегодня совсем не так холодно, как было в последние ночи. Со мной будет все в порядке.
— Я этого не позволю!
— Не позволите? — Она холодно взглянула на него. — Вы забываетесь, сэр.
— Если вы думаете, что я позволю женщине спать на холодном полу, когда сам сплю на ее кровати, то вы глубоко ошибаетесь.
Он прикоснулся к полу ногой с травмированной лодыжкой и поморщился.
— Остановитесь! Доктор сказал, что если вы вздумаете вставать на больную ногу, то можете остаться инвалидом.
— Это полностью зависит от вас, — сказал он. — Если вы будете настаивать на том, чтобы спать на полу, у меня не будет иного выхода, кроме как лечь там вместо вас.
Он сделал движение, якобы желая встать.
— Прекратите! — возмущенно сказала она. — Ишь какой вы упрямый.
Он почуял, что она готова к капитуляции.
— Сами вы тоже хороши! — заявил он.
— Я отлично высплюсь на полу, — сказала она.
— Я тоже. А пока мы спорим, вы отморозите пальцы на ногах.
Пальцы, о которых шла речь, поджались под его взглядом, и она встала на циновку.
— Если пальцы холодные, то это ваша вина: вы не даете мне лечь в постель.
— Ложитесь, пожалуйста, в свою постель, — указал он рукой в сторону кровати. — Вот она, мягкая и теплая, ждет вас.
— Вы знаете, что я не могу спать в одной постели с вами.