Почему-то, после того, как Ивэн Макей побывал у меня в гостях, я считаю его своим.

Придя домой, я, на всякий случай, проверила окна и черный вход. Все было заперто. Потом я зашла в дом, поужинала и двинулась на почту.

Магазин был закрыт, но дверь в дом была распахнута настежь. Девушки отсутствовали, и я решила, что после чая они оправились еще куда-нибудь погулять. На ступеньках меня встретила Мораг. Она сообщила мне, что является «посланием». А что, я пришла позвонить? Тетя дома, но я могу звонить в любое время. Да, тетя будет рада видеть меня. В любое время. Пожалуйста, входите.

Миссис Макдугал была на кухне, но на этот раз ничего не пекла, хотя комнаты наполнял приятный запах приготовленной пищи. Она сидела у печи и вязала. Пригласив меня войти, она кивком указала на стул рядом. Мораг распаковывала свое «послание», оказавшееся огромным кочаном цветной капусты из чьего-то огорода и парой фунтов помидоров, которые, судя по запаху, были только что сорваны. После того, как мы выразили свой восторг, она удалилась.

— Уже помидоры? — Я не знала, когда положено созревать помидорам да и другим овощам. Но, так как от меня явно ожидалось проявление восхищения, я поняла, что задала правильный вопрос.

— Это от моей сестры, — объяснила миссис Макдугал. — Дункан, ее муж, все время возится в огороде, когда не рыбачит. У них есть теплица, и он там все и выращивает. И какой же ловкий, этот Дункан… у них все созревает раньше, чем у всех остальных. — Довязав ряд, она пересчитала петли, потом снова начала вязать. — Он приехал из Ачилтибуа, где занимался гидропоникой. Теперь и здесь пытается заниматься тем же. Вы там бывали? Я нет, а сестра там работала в отеле, где они и познакомились. И она говорит, что это замечательно.

Я ответила, нет, не была, а что такое гидропоника? Она стала мне объяснять, а на плите тихо напевал чайник, а на ее коленях вязаное изделие кремового цвета становилось все длиннее. Ее объяснения о выращивании овощей были мало мне понятны, поэтому я не помню, о чем конкретно шла речь за исключением того, что она пообещала дать мне клубнику в понедельник на ужин брату. Но я помню, как легко текла беседа, что мой непрошеный визит был воспринят, как само собой разумеющееся. И расспросов, зачем я пришла, не последовало. Просто доброжелательный прием гостя и беседа в то время, как на плите закипал чайник.

Он закипел, и она, отложив вязание, приготовила чай. Из банки в буфете были вынуты лепешки, которые были затем намазаны маслом и медом. Я взяла тарелку и чашку и поблагодарила ее. Меня все время занимал вопрос, каким образом от разговора, начавшегося обсуждением гидропоники и перешедшего к вязанию, а потом к ситуации маленьких стран Варшавского Договора, а затем к лучшим сортам шерсти для вязания твида, а еще потом к меду и ухаживанию за пчелами… каким образом мне удастся искусно перевести тему на Ивэна Макея.

Но я зря беспокоилась. Как выяснилось, я просто присутствовала при чайной церемонии и ее ритуалах, принятых на острове. Взяв чашку и снова усевшись на стул, миссис Макдугал посмотрела на меня поверх очков и спокойно произнесла:

— Девочки рассказали вам об Ивэне Макее.

— Да, рассказали.

— А Арчи, по-видимому, сообщил вам, что в коттедже раньше жили его родители. Вы, наверное, боитесь, что он к вам заявится, раз вернулся. — Это было утверждение, а не вопрос.

Поколебавшись, я отрицательно покачала головой.

— Не совсем. Просто мне захотелось побольше узнать о нем. За что он, например, попал в тюрьму? Он что-то натворил здесь… на островах?

— Нет. В Лондоне.

— Но его родители еще жили здесь?

— Да. И, конечно, все об этом знали. И знали еще и то, что Макеи, бедняжки, делали все, что было в их силах, для мальчика, как только усыновили его. — Она глотнула чая. — Вы знаете, что с Мойлы они уехали. Им было стыдно после всех этих разговоров и газетных сообщений. Только они еще хотели расстаться с ним навсегда. — Она чуть улыбнулась. — «Навсегда»? Вот как было на самом деле. Он был совсем испорченный, а они очень хорошие. Они хотели навсегда от него отделаться, и мне кажется, что они чуточку боялись, что он вернется. Как им тогда его прогнать?

— Боялись? Насилие, вы имеете в виду?

— Не знаю. Я слышала, что он однажды угрожал своему отцу, но не знаю, правда ли это. А они, бедняжки, никогда и дурного слова о нем не говорили.

— Миссис Макдугал, — спокойно спросила я, — а за что его посадили?

Она отставила чашку и снова принялась вязать.

— Мисс Фенимор, говорят, что, если человек совершил дурное и был за это наказан, то он уже ничего не стоит. Вы согласны? Да, он плохой, но он почти два года провел в тюрьме. Может, лучше забыть. — Щелкали спицы. — Не надо так смотреть, мисс. Вы ни в чем не виноваты. Это я виновата, что разболталась с этими девочками. Зря я не попридержала язык.

— Вы как раз его и придержали. Мне вы ничего не сказали. Только девушкам, да и то только потому, что были потрясены, когда они сказали, что видели его. И вы сами испугались, что он может приехать, чтобы узнать у вас адрес его родителей. Так?

— Так. Хотя, не «боюсь». Со мной-то ничего не случится. Вокруг полно добрых соседей. Да он мне ничего и не сделает, я думаю. Но вы, девочка, — я опять была повышена в чине от «мисс Фенимор» — вам нечего бояться, что он заявится к вам. Пусть даже у него есть судно, на котором сможет пробраться в бухту незаметно. Ему, наверняка, сообщили, что родители уехали, а дом сдан.

— Да. Хорошо. Спасибо за чай, миссис Макдугал. Приятно с вами разговаривать, но мне пора… — Я поднялась. — Раз уж я здесь, можно позвонить?

— Можно. — Вязание лежало на коленях, а она внимательно глядела на меня поверх очков. — Посидите еще минуточку, девочка. Вы ведь не только из-за любопытства пришли ко мне расспрашивать о мошеннике, правильно? Вы боитесь ночевать там одна? Потому что, если бы вы…

— Нет, все в порядке. Дело не в этом.

Она кивнула.

— Так я и думала. Что-то есть еще.

Некоторое время мы молчали. Она, казалось, размышляла о своем вязании. Потом произнесла совершенно не к месту: — Эти девушки, они высокого мнения о вас.

Я не знала, что ей ответить, поэтому промолчала.

Она снова кивнула, будто я все-таки ей ответила.

— Ладно, расскажу я вам, и спрашивать, зачем вам это надо знать, не стану. — Она снова взяла спицы, и они защелкали. — Как выяснилось на суде, он грабил пожилых леди… обманывал доверие, так было сказано. Он следил за объявлениями в газетах, и, когда кто-нибудь умирал, и оставалась вдова, он шел к ней и что-нибудь выдумывал. Он вечно что-нибудь выдумывал в детстве, даже если в этом не было необходимости. И такой он был всегда славный и невинный, что, если бы вы его не знали, то обязательно бы поверили. А иногда ему верили и те, кто хорошо его знал. Вот он очаровывал и обманывал пожилых леди в их горе, и выманивал у них все, что мог. Последней, из-за которой его и поймали, было восемьдесят пять лет, она еще и болела. Он украл у нее все сбережения, больше трехсот фунтов. Говорят, что он мог потратить такие деньги за неделю. Его обвинили еще в трех таких преступлениях. Теперь понимаете, какой это был позор для его родителей?