— Ну как, нравится? — послышался у нее за спиной негромкий насмешливый голос.

Она медленно обернулась. Джинсовый стоял чуть поодаль и внимательно смотрел на девушку с рекламы.

— Ее мать уже умерла. Она сама — тоже. Так что вам не о чем беспокоиться, Саша. Во всяком случае, о ней вам точно не надо беспокоиться.

— А вы… а вы кто? — злобно спросила Сашенька, готовясь пустить в дело что угодно — и зубы, и когти, и голос — если только он посмеет…

— Прокурор, — просто ответил джинсовый. — Не бойтесь, не из органов. У них к вам вопросов нет. К вашему Сержу — тоже. А у других органов, — более компетентных… У них к вам тоже вопросов нет. Есть — ответы, — джинсовый говорил мягко и спокойно.

— Вы… ты… Вы ей кем-то приходились, да? — злобно сказала Сашенька. — Так вот слушайте, я совершенно не знаю, кто это и как…

Словарный запас у Сашеньки был небогат и иссяк очень быстро.

— Думаете, девочка, я сейчас возьмусь за кислоту, за нож, затащу вас в машину и там изнасилую? Не дождетесь. У меня и машины-то нет, — он помолчал, а потом добавил — все тем же спокойным и слегка даже добродушным тоном:

— А трахаться с такой, как ты — себя не уважать!

Сашенька хотела было открыть рот, чтобы что-то возразить — но почему-то не смогла произнести ни слова.

— Вон идет твоя маршрутка. Езжай отсюда, пока цела, — приказал джинсовый.

«Девушка с обложек» покорно переставляла ноги, садясь в подошедшую «газель». Кажется, эта «газель» шла именно туда, куда ей было нужно, хотя сейчас она готова была броситься куда угодно — лишь бы избавиться от этого типа в джинсовой куртке, и никогда, никогда больше не видеть его глаз, показавшихся ей в неверном свете фонаря серо-стальными.

Взяла себя в руки она достаточно быстро — тем более, что джинсовый (и вот это было странно) остался на остановке. Просто внимательно смотрел на отъезжающую маршрутку — только и всего.

Значит, это была пустая угроза — и не больше того. Видимо, это кто-то из Людкиных друзей. Ну, если что, Серж с ним разберется!

В маршрутке было тесно и душно.

— Не наваливайтесь! — грубо сказала Сашенька той самой бабе-кошелке, которая тоже была на остановке, но, кажется, ничего не слышала из разговора с джинсовым.

— Да и не собираюсь! — сказала баба, проходя, согнувшись в три погибели, по салону. А Сашенька рылась в своей сумочке, ища деньги, чтобы заплатить за поездку.

Конечно, десяток у нее не нашлось. Только тысячная купюра, которую она и передала водителю.

Тот чертыхнулся — едва ли не вслух, — после чего очень долго искал сдачу и еле-еле наскреб, — как раз к тому моменту, когда Сашенькины нервы окончательно не выдержали, и она не произнесла:

— Да сколько можно еще ждать!

Водитель задел рукой за табличку «Остановок „здеся“, „тута“ и „тама“ не бывает!» Мелочь рассыпалась на сиденье, но Саше и в голову не пришло ее подбирать;

— Девюшка, а девюшка! — послышался голос парня с Кавказа, сидевшего на переднем сиденье. — Деньга подберы, слюшай!

Сашенька не удостоила его вниманием, и сделала вид, что отвернулась к окну. Маршрутка, тем временем, проделав положенный путь по Васильевскому, пронеслась по мосту через Неву, в ту сторону, где у причала летом всегда стоят огромные, с дом величиной, зарубежные лайнеры.

Кавказец, который хотел было пристать к Сашеньке, отчего-то резко замолчал. А когда «газель» проехала мост, он вскочил, почти без акцента сказал водителю про Английскую набережную — и очень торопливо вышел из маршрутки, бормоча под нос что-то, касавшееся шайтана.

Потом постепенно стали выходить и остальные пассажиры, — но они никакого внимания на Сашеньку более не обращали.

До Витебского вокзала — до кольца — в «газели» доехала только одна пассажирка.

— Приехали! — гаркнул водитель едва ли не ей в ухо.

Сашенька даже не обернулась и вообще никак себя не проявила.

— Ну, вылезай, фифа размалеванная! Или ты там что — под наркотой, что ли?! — водителю очень хотелось хоть как-то уязвить эту девку из «новых русских» — уж больно поганый у таких шлюшек бывает характер.

И вновь его ждало молчание.

Не выдержав, водитель зашел в салон, чтобы выставить пассажирку. Он открыл дверь. Пожалуй, только известная фраза про «мать» не лишила его разума: недаром говорят, что черное слово беду гонит — это если его вовремя сказать.

Еще более вовремя и не бывает!

На водителя смотрела безумными вылупившимися глазами восьмидесятилетняя старуха в девичьем платье. Ее лицо было изрезано морщинами, худая шея покрылась складками и пигментными пятнами, а ноги под модной юбочкой были в варикозных венах.

Старуха пробормотала что-то совершенно нечленораздельное и бессмысленное — а потом выплюнула в водителя выпавший зуб…

Врачи еще не научились лечить внезапные случаи геронтофагии — болезни, когда вчера еще молодой и здоровый человек пожирается старостью. Наука даже не очень хорошо знает, отчего это случается. И научатся лечить эту редкую болезнь еще очень нескоро. К тому времени рекламные ролики с Сашенькой в главной роли будут забыты и погребены в архивах — если сохранятся вообще.

2005 год,

Санкт-Петербург.

— Шляпа! — воскликнул Казарский, едва завидев Рэкки. — Старая шляпа!

Конечно, Рэкки был «свой парень», но чтобы вот так обращаться к нему, к начальнику, да еще и при посторонних. Честное слово, или обстоятельства были совсем уж крайними, или он сошел с ума. Марина еще в машине именно это и заподозрила.

— Что? — Рэкки с неудовольствием уставился на главу филиала. — Стажер не выдержала твоих проверок?

— Да, нет, выдержала, более чем выдержала, — Казарский снял очки и с какой-то бешеной радостью посмотрел на шефа Темных. — Настолько выдержала, что мы оба с тобой в луже оказались…

Марина поняла, что самым мудрым будет сейчас куда-нибудь удалиться — главное, подальше. Если господин Казарский не знает, как вести себя с начальственными лицами при подчиненных — это его, господина Казарского, личные проблемы. И не надо, чтобы эти проблемы стали еще и ее.

Но любопытство оказалось гораздо сильнее мудрости, и девушка не стала слишком плотно прикрывать дверь и слишком далеко отходить. Вообще-то, с магами, а особенно, если они — класса Рэкки, — такие штучки проходят плохо.

— Что случилось-то? — расслышала она голос Рэкки.

— А то — проворонили мы одну крупную птицу. А она вычислила. Случайно… Представляешь, ей там, на задании репортеры нарассказали — Ребров…

— Что? Он что — в России, а Питере?! А ей откуда это знать?! Дело-то очень давнее, — Марина представила, как Рэкки весь внутренне подобрался.