Со станции вела только одна узкая проселочная дорога, которая, петляя, уходила в лес. Я быстрым шагом двинулась по ней.

Мне хотелось побыть одной и подумать.

Выдавать себя за другого – разве это не преступление? Разве не это называют мошенничеством? Каролина обманом получила место, которое иначе не получила бы никогда. И хотела сделать меня своей сообщницей.

Я тоже оказалась обманутой: все это время Каролина водила меня за нос. И это она, которая всюду кричала о том, что нужно доверять друг другу! Выходит, я ей должна доверять, а она мне – нет.

Разве это не основание для того, чтобы порвать с ней сейчас? Пока не случилось ничего серьезного?

Еще неизвестно, что ждет меня в замке, если я поеду туда вместе с ней. Лучше ретироваться заранее, чем недостойно выглядеть на поле битвы. Я слишком слаба. Я никогда не смогу противостоять такой сильной натуре, как Каролина.

Я не имела над ней власти. Ее привязанность ко мне была совсем иного рода. Конечно, иногда могло показаться, что я для нее что-то значу, но ведь она актриса.

На время она могла приворожить кого угодно.

Но кто бы смог сохранить доверие к ней на более долгий срок?

И почему она так много для меня значила?

А ведь она значила для меня действительно много.

Каролина шла по дороге следом за мной, довольно далеко, так что шагов не было слышно, но я, не оборачиваясь, могла точно сказать, что она там. Я чувствовала это. И ускорила шаг.

Я не держала зла на Каролину.

Ведь Каролина – моя сестра…

Или все-таки нет?..

Тысяча доводов говорили за это. И почти столько же – против.

Узнаю ли я когда-нибудь правду?

Я дала себе слово никогда в ней не сомневаться, а значит, я должна обращаться с ней как с сестрой.

Мы пропустили нужную станцию, и благодаря этому я еще сохраняла свободу и могла поступать так, как хочу. Ведь хозяева замка не знали, что в поезд мы сели вместе. Каролина объяснит им все наилучшим образом, за это я могла не волноваться. Не мне учить ее врать!

Если я откажусь, Каролине незачем будет притворяться мальчиком, она сможет остаться собой и просто скажет, что брат не приехал. А может, она будет играть свою роль дальше и скажет, что приехать не смогла сестра.

Лес между тем кончился. По обе стороны дороги простирались хлебные поля и пастбища. Дул свежий ветер. В лесу я его не замечала: все время светило солнце, и штиль нарушали только редкие порывы.

Какой чудесный день! И как здесь красиво!

Дорога петляла, то поднимаясь на холм, то спускаясь в низину. Пейзаж беспрестанно менялся: я шла мимо замшелых каменных стен и серых изгородей, мимо пастбищ, на которых паслись коровы, мимо склонов, на которых блеяли овцы, пробиралась сквозь лиственные заросли, шла по цветочным лугам. Время от времени между деревьями я замечала какой-то блеск: озеро.

Тут я почувствовала, что Каролина нагнала меня и почти что дышит мне в спину; я не подала виду, что заметила это, и ускорила шаг.

Нам уже не в первый раз приходилось идти друг за другом вот так, молча, погрузившись в горькие мысли.

Так к чему же так мучить друг друга?

Кругом становилось все красивее, весело резвился ветер, светило солнце – но мы ничему не могли радоваться.

Чтобы потом без труда вернуться на станцию, я с самого начала решила держаться одной дороги и не сворачивать ни вправо, ни влево. Но мысли так захватили меня, что теперь я уже ни в чем не была уверена. Что если я заблудилась! В беспокойстве я обернулась назад…

Лицом к лицу со мной стояла Каролина!

Мы застыли, глядя друг другу в глаза. Я слышала ее дыхание, оно было частым, но Каролина не говорила ни слова. Ни одна из нас не хотела отвести взгляд первой. Я смотрела на нее и силилась не моргать, пока в глазах у меня не защипало.

В эту минуту ветром принесло зонтик одуванчика; сияя на солнце, он подлетел к щеке Каролины, и я невольно протянула руку, чтобы смахнуть его. Молниеносным движением она прижала ее к своей щеке.

– Ты хочешь меня бросить? – спросила она, продолжая держать мою руку в своей. Взгляд Каролины пронизывал меня насквозь. – Ты не сделаешь этого, слышишь? Я никогда тебе этого не прощу!

Я вырвала руку и зашагала дальше, Каролина последовала за мной. Я старалась идти как можно быстрее и слушать пение птиц и ветер, чтобы отвлечься от звука ее шагов, но тут Каролина заговорила:

– Помнишь, как я у вас появилась? Помнишь, как остановилась в саду, под окном?

Я прекрасно помнила это. Мы с Роландом стояли на застекленной веранде и глядели на нее через окно.

Я не ответила, и Каролина продолжала:

– Однажды – тогда я была совсем маленькой – мама отправилась со мной в путешествие. Мы долго ехали на поезде, и я уснула у нее на коленях. Когда мы сошли, уже стемнело. Мне было страшно, я плакала, и тогда мама взяла меня на руки и несла, крепко прижав к себе. Мы пришли к дому, во всех окнах горел свет, но мы не стали заходить внутрь; мы остались в темном саду, под деревом, чтобы никто нас не заметил. Мама подняла меня повыше, и через большое окно я заглянула в комнату: там было светло, двигались красивые люди…

Каролина сделала паузу, она была взволнована и говорила, задыхаясь.

– Мама прижала меня к себе и прошептала: «Там твой отец!» А потом мы снова сели в поезд и вернулись домой. Но отца я так и не увидела. Я смотрела на круглую люстру со свечами. И это было то самое окно, перед которым я остановилась, придя в ваш дом.

Каролина замолчала, слышались только ее шаги.

Почему она рассказала об этом сейчас?

Может, она хотела вызвать во мне жалость, смягчить меня? Я не поддалась, а Каролина не стала предпринимать новых попыток – и вот мы снова шли молча. Невольно я задумалась о ее матери. Она предстала передо мной в новом облике, непохожей на ту самостоятельную женщину, которую я знала раньше. Эта история говорила о ее хрупкости – значит, мать Каролины только стремилась казаться сильной. Мне вспомнились слова бабушки о «трагическом складе характера». Как странно, что Каролина рассказала это именно сейчас! Но я не собиралась долго размышлять об этом.

Тут мы подошли к конюшне.

В темном проеме ворот вырисовывался силуэт белой лошади, она стояла совершенно неподвижно и глядела на нас. Мне захотелось подойти ближе. Каролина последовала за мной.

В конюшне стояли еще четыре лошади, все они были черной масти и пятнами темнели на фоне белой стены. Они тоже застыли неподвижно, опустив головы, плавной дугой изогнув шеи. С потолка свисал большой ком паутины, покачиваясь от ветра, проникавшего сюда через открытую дверь. Больше ничто не двигалось. Казалось, мне все это снится.