Услышав за спиной какой-то скрежет, она повернулась и увидела, что Джулия толкает в угол опустошенный ими сундук. Груда одежды лежала теперь прямо на полу.

– Господи! – Сидони бросилась к ней. – Дай помогу. Они вместе установили сундук, и Джулия выпрямилась.

– Теперь скажи, где витают твои мысли, дорогая, – поддразнила она. – Ты все утро слишком рассеянная.

– Просто думаю о Клер, – призналась Сидони. – А также о Пьере, как ни странно.

– Ничего странного, когда молодая вдова горюет о своем муже, – сказала Джулия, быстро отодвинув в сторону какие-то шляпные картонки.

– Но в том-то и дело, что я не горюю. Хотя порой скучаю по нему. Или, возможно, скучаю по нашей суматошной прежней жизни, когда не было времени размышлять.

– Ты любила его? Сидони кивнула:

– Любила, хотя наш брак, я думаю, был в действительности… очередным приключением. Мы поженились, поддавшись внезапному порыву, и жили одним днем. Не знаю почему, но я не могла бы представить нас стареющими вместе. Или живущими в маленьком доме на морском побережье.

– А также имеющими детей? – уточнила Джулия.

– Это было бы неразумно. Пьер никогда бы не отказался от моря, я не хотела бы жить в одиночестве, а корабль – не место для воспитания детей.

– И ты сделала правильный выбор, да? Мне жаль, что ты потеряла его таким молодым. А теперь давай-ка, разберем еще один ящик и на сегодня закончим.

Они вместе перетащили его на середину комнаты.

– Этотя раньше не видела, – сказала Джулия. – Он уже стоял тут, когда умерла Клер, значит, в нем какой-нибудь хлам.

Сидони отстегнула кожаные ремни, подняла крышку на скрипучих петлях.

– Опять старые платья, как и в том сундуке. Клянусь, я даже не представляла, что у одного человека может быть столько одежды, – призналась она.

Джулия пожала плечами.

– Твоя мать была красивой женщиной. Людям нравилось видеть на ней красивую одежду.

Сидони уселась на табурет, перебрала несколько платьев. И увидела его. Она была уверена. То самое желтое платье. Совпадение вдруг так расстроило ее, что она не могла вздохнуть.

– Убери это, Джулия, – с трудом выговорила она. – Не хочу его видеть.

Джулия похлопала ее по колену.

– Мы передадим его на благотворительный аукцион вместе с кучей вещей, которые уже отобрали. Но сначала просмотрим все до конца.

Она подняла стопку одежды, где было желтое платье Клер, отложила ее в сторону, на дне сундука остался маленький ящичек резной слоновой кости.

– Странно! – засмеялась Джулия, открыв крышечку. Под ней было зеркало и несколько отделений.

– Что это?

– Коробка для мушек. Я видела такие много раз в театре, но зачем они понадобились твоей матери?

Сидони долго смотрела внутрь, пока не шевельнулось смутное воспоминание.

– Для костюмированных балов, – наконец сказала она. – Копни поглубже, я уверена, ты найдешь ее старый парик Марии-Антуанетты.

Но, лизнув черную ромбовидную мушку, Джулия прилепила ее на щеку.

– Я похожа наледи времен одного из королей Георгов? – спросила она и кокетливо взмахнула ресницами.

Сидони каким-то образом сумела засмеяться. Тут мушка Джулии упала, затерявшись в складках юбки. Тогда Сидони тоже взяла одну и прилепила в уголке рта, где недавно была нарисована у Руби Блэк родинка.

– Похоже на татуировку, да? – спросила Джулия. – Не постоянную, конечно. Хотя она некоторым образом… ну, привлекает взгляд к определенной точке?

Сидони опять засмеялась.

– Ты думаешь, я стараюсь привлечь внимание к своей груди?

– Нет, нет, дорогая! – покраснела Джулия и нерешительно добавила: – Мне часто хотелось узнать…

– Спрашивай.

– Ладно. Зачем ты сделала татуировку? Да еще в таком странном месте?

– Я сделала ее потому, что Пьер мне запретил, – подумав, ответила Сидони. – Знаешь, я была очень своенравной невестой.

– И своенравной дочерью тоже, – добавила Джулия. – Твоя бедная мать упала в обморок, когда монахини ей написали, что ты сбежала с матросом.

– Он был морским капитаном, а не матросом.

– Пусть капитаном. А сколько было тебе? Семнадцать?

– Да, как раз исполнилось. Во всяком случае, тебя вроде интересует татуировка, а не причины моего замужества.

– Конечно, продолжай. Расскажи мне про татуировку.

– Это был наш первый рейс к Мартинике, – задумчиво ответила Сидони. – Мы взяли груз сахара и рома и, когда разгружались в Форде-Франс, увидели на причале старую женщину, рисующую татуировку. Иголкой. Вот как ее делают.

– Ой! Я не знала.

– Это не больно. Не очень. Я не видела ничего подобного. Старуха рисовала морского змея на предплечье матроса. Она немного говорила по-французски, но матрос сказал, что она с какого-то острова в Тихом океане. Я решила, что хочу один из тех экзотических рисунков, поэтому села и жестами объяснила ей. Женщина погладила мои черные волосы, затем все мое лицо, взяла карандаш и на клочке бумаги нарисовала маленького ангела. Не знаю почему. Я не просила ее об этом. Тут вернулся Пьер, увидел, что я делаю, и закатил истерику. Мол, его жена не будет иметь татуировку для всеобщего обозрения.

– И был совершенно прав.

– Боюсь, я не придала этому значения. У меня засело в голове, что я хочу иметь ее. На следующий день, когда Пьер ушел, чтобы проследить за доставкой запасов провианта, я отправилась в порт. Старухи там не было, однако я нашла ее дом. Кажется, она меня ждала, потому что сразу потянула за собой и опять показала рисунок ангела. Я попросила сделать его, но в таком месте, где бы его видел только Пьер и не мог бы сказать, что я не подчинилась ему.

– Сидони!

– Не сочувствуй Пьеру. Когда он слегка остыл, то решил, что ангел ему даже нравится.

Джулия взялась за следующий ящик.

– Он был хорошим мужем? – спросила она, стирая пыль обложки вынутой книги.

– Он пытался. Но был неугомонным по характеру. И слишком обаятельным. Хотя грубостью не отличался никогда. – Сидони достала еще несколько книг.

– Тогда с замужеством тебе повезло, дорогая. Господи, сколько же их тут! Полный ящик.

Сидони продолжала механически доставать книги, но думала о Пьере.

– Это дневники Клер, – сказала она.

– Ах, вот они где! – вдруг торжествующе воскликнула Джулия. – Те зеленые бархатные туфли.

В этот момент до мансарды донесся громкий стук дверного молотка. Сидони взглянула на часы, прикрепленные к лифу, и вскочила.