Наш лисовин закрыл за собой потайную дверь в дальнем углу спальни; она тут же слилась с вьющимися по стене коло-коло. Синие цветы отозвались легким звоном, когда Том стремительно прошел мимо них и открыл в стене приборную панель.

— Одевайтесь, — повторил он, повернувшись к нам с Лайной спиной. — Сюда бегут встревоженные мама с папой.

Лайна охнула. Я кинулся надевать на нее туфли. Ненавижу дамские шнурки. Моя любимая боролась с платьем, волосами и ошейником. Не понимая, как все это организовано, я был не в силах ей помочь.

Тем временем Том отодвинул от стены маленький столик, подкатил к нему два кресла и низкое сиденьице на кривых ножках, а на столик выставил только что сделанный и моментально прибывший заказ: красное вино, три бокала, печенюхи и вазу с фруктами.

— К столу, — велел он шепотом, к чему-то прислушиваясь.

— Помогите, — жалобно попросила Лайна — ей никак не удавалось закрепить на плечах свое платье: оно упрямо ползло вниз, будто заколдованное.

— Ч-черт! — прошипел Том, озираясь и шаря у себя в карманах. — Джим, веревка есть? Нет? Помоги ей сесть к столу, подержи эту тряпку.

Я отвел Лайну к креслу у столика, обеими руками прихватив норовистое платье. Тяжелая скользкая ткань готова была утечь сквозь пальцы.

— Мне Тереза помогала, — беспомощно сказала моя любимая. — У нее так ловко получилось…

Не найдя в карманах веревки, Том метнулся к коло-коло на стене, подергал их жесткие стебли. Цветки зазвенели.

— Не пойдет… Джим, наливай вино.

Разлив вино по бокалам, я вынул из вазы самый румяный перс, положил его перед Лайной и рассыпал по столу несколько печенюх: якобы мы давно уже угощаемся.

Том покрутил головой, что-то выискивая.

— Где зеркало?

— Вон там, — всхлипнула не на шутку испуганная Лайна, — в простенке.

Лично я в простенке видел только морской пейзаж, но Том понимал в деле лучше моего. Он куда-то ткнул пальцем, и пейзаж превратился в обычное зеркало. Наш лисовин вынул знакомый мне кинжал, откинул назад свои светлые волосы, примерился и аккуратно провел лезвием вдоль края черно-рыжей маски — от нижней челюсти к виску, по верху лба и снова вниз. Подцепил надрезанный кусок и оторвал от лица длинную полоску меха. Вернулся с ней к оторопевшей Лайне, стянул верхний край проклятого платья вокруг ее шеи и прочно завязал отрезом маски. Затем плюхнулся на сиденьице с кривыми ножками, схватил бокал и глотнул дорогущее красное вино с планеты Джорджия Третья, точно воду.

— Ну так вот, — заговорил Том, подливая себе из бутылки, — RF-звездолет перемещается в пространстве способом, который подарили человечеству Чистильщики. Это был, так сказать, сепаратный договор между представителями их расы и рабочей группой Рональда Фроста. В сущности, это их подарок самому Фросту. RF-корабль способен летать обычным порядком только на небольшие расстояния. Скажем, с той же Франсуазы сюда или с Энглеланда к специальной RF-станции. А от станции он уже на RF-тяге несется в чертову даль и за несколько стандартных дней забирается на край света, в тридесятую галактику…

Он еще рассказывал, а дверь спальни открылась, и в комнату ворвалась миссис Трелони в своем платье из лоскутьев, с покосившейся заколкой на груди. Выбившиеся волосы уже не прикрывали грудь, как нужно.

Хозяйка поместья застыла у порога, будто наткнулась на стену, а следом за ней в комнату шагнул сквайр Трелони. Вид у него был растерянный.

— Что случилось? — хором спросили Том и Лайна.

Я поставил на столик недопитый бокал, старательно изображая удивление.

— Вы… — взгляд миссис Трелони обежал комнату, неразобранную и даже не смятую постель, зацепился за сверкающий ошейник, который Лайна непринужденно водрузила на горку фруктов в вазе. — Вы чем занимаетесь?

— Пьем за успех экспедиции, — ответил Том.

— В… в… в девичьей спальне? Это верх неприличия!

— Верх неприличия — врываться без стука, — холодно отозвалась Лайна. — А если б мы занимались чем-нибудь другим — без Тома, вдвоем с Джимом?

«Я бы тебя задушила», — сказал ответный взгляд ее матери.

— Эмилия, оставь их в покое, — вмешался сквайр Трелони. — Я говорил тебе, что Лайна — разумная девушка, а Джим — порядочный молодой человек.

— А Том? — спросил наш лисовин.

— Том выше всяких похвал, — улыбнулся сквайр. Вообще-то он нечасто улыбался.

Миссис Трелони состроила презрительную гримасу.

— Шелопут и проныра — вот кто этот самый Том. Молодые люди! Вы еще долго намерены тут рассиживаться?

— Эмилия, пойдем, — проявив характер, сквайр увел супругу из комнаты.

Мы с Лайной переглянулись. Пронесло.

Наш лисовин подлил в бокалы вина и продолжил лекцию, словно за дверью подслушивали:

— Чистильщики подарили Фросту технологию — хотя все заслуги в разработке RF он приписал себе — и разрешили нашим кораблям передвигаться по их, Чистильщиковым, коммуникациям. — Том примолк на несколько секунд, послушал что-то, недоступное нам с Лайной. — Неизвестно, чем Фрост их одарил в ответ, но у Чистильщиков есть непременное условие: их жизненное пространство нельзя загрязнять. — Он повысил голос, чтобы за дверью его лучше слышали: — Чистильщики убеждены, что всякий человек отдает себе отчет, хорошо он поступает или дурно, сделал гадость или нет. Хотя Тереза сдала тебя мамочке, — пробормотал Том, обращаясь к Лайне, — и воображает, будто это не подлость, а благой поступок… Таких виноватых в чем-то людей они забирают с борта RF-корабля и увозят неведомо куда.

— Но подожди, — я заинтересовался, — тут же ошибка. Негодяй убьет жену и будет счастлив, заявляя, что избавил мир от злобной стервы. Никакого чувства вины — и никаких Чистильщиков?

— Верно, — кивнул Том, собирая со стола рассыпанные мною печенюхи и отправляя их в рот.

— А нервная дамочка на скутере задавит неосторожного котуна и будет угрызаться. Тут-то ее Чистильщики цап-царап — и уволокут?

— Вот именно. — Том заговорил тише — очевидно, нескромные уши удалились. — Поэтому наш капитан столь трепетно относится к своим пассажирам и каждого проверяет на предмет виноватости.

— Кстати, он понял, что ты ему что-то наврал.

На морде лисовина промелькнуло беспокойство. Я тоже обеспокоился. Ерунда получается с этими Чистильщиками и чувством вины.

— Лайна, моя радость, не хочешь ли переодеться? — спросил Том. — Я бы приложил на место свою шкурку, пока не испортилась.

— Тогда отвернись, — ответила моя любимая.

Том сделал последний глоток вина и поднялся.

— Подожду снаружи. И надо побыстрей спускаться — мамочка минуты считает. Не учудите ничего; второй раз не отбрехаетесь.

Он вышел. Лайна стиснула руки и жалобно проговорила: