Мне уже совсем не по себе.

Мама тоже не собирается сдаваться:

— Сына уже приобщил! Хватит. Бежит теперь от тебя с твоими рыбалками, как от огня.

— Пф! — Отец и здесь не теряется. — Степка наш в твою породу, в бабскую. А тут сразу видно — мужик. — Указывает в сторону Джастина. — Первый день в России, а уже по морде получил!

— Папа… — Сглатываю я, растерянно втягивая голову в плечи.

— А что? Будешь мне и дальше сказки рассказывать про скейт? Да его покатушки бы в двадцати метрах от дома закончились, до магазина по нашим дорогам не доехал бы.

— Миша… — Мама обмахивается салфеткой и виновато улыбается, косясь на американца. — Ты чего такое говоришь?

— В чем дело? — Аккуратно интересуется Джастин.

— Папа собирается взять тебя на рыбалку… — поясняю.

— Оу, круто. — Он мотает головой. — Мой папа только в офисе сидит. Да иногда в гольф играет. Рыбалка интереснее.

— Видишь? — Улыбается отец. — Он рад. Молодец, сынок. Тебе у нас понравится. Мы с тобой еще на охоту съездим — вот это точно самое мужское занятие, которое только бывает. — Мечет в мою сторону хитрый взгляд. — Давай, зайка, переводи.

— И на охоту… — добавляю я по-английски.

Лицо Джастина оживляется.

— Видел, как наш президент Путин на медведе скачет? — Папа гордо выпячивает грудь. — Вот, мы с тобой также будем.

Мама отчаянно фейспалмит. Зарывается лицом в ладони и качает головой.

— Охотник хренов, — теперь она смеется, — да у тебя ведь даже ружья нет!

— Эх, Людка, — он смотрит на нее по-отечески снисходительно. — В охоте же не ружье важно, а состояние души.

— Да. — Мама поджимает губы. — Толька твой сходил уже на охоту. Завалил лося, теперь до конца жизни будет штраф выплачивать.

Отец надувается, как мяч для фитнеса.

— Это не он. Это мы все завалили. Коллективно. Просто он мужик — взял на себя всю ответственность, иначе бы мы как организованная браконьерская группировка пошли под суд.

— Мужик, мужик… тьфуй. — Злится мама, возвращаясь к ужину.

— Заблажила… — Закатывает глаза папа.

Я сгораю от стыда. Прямо чувствую, как на мне сейчас вспыхнет платье.

— А на футбол он меня не хочет с собой взять? — Интересуется Джастин, как будто ни в чем не бывало.

— Что? Что он сказал? — Оживляется отец.

— На футбол с тобой просится. — Вздыхаю я.

Лицо папы сияет, как у кота, который только что налакался сметаны.

— С удовольствием! Сынок, как раз сезон начинается!

— Знаем мы ваш футбол… пиво, семечки… — начинает мама и, видя угрожающий папин взгляд, тут же прикусывает язык.

— Вообще-то, они любят друг друга, — говорю я, опуская взгляд в тарелку. — Вроде…

Джастин кивает, и дальше мы едим молча.

Когда ужин подходит к концу, американец помогает нам с мамой убрать посуду со стола.

— Почему вы не пользуетесь? — Удивленно интересуется он у нее, указывая на посудомоечную машину.

Я в замешательстве, но перевожу вопрос. Мама смотрит на Джастина так, словно он сморозил какую-то глупость.

— Потому что я вымою посуду лучше. — Отвечает она и включает в раковине воду.

А что, все очевидно. И даже логика присутствует. Перевожу ее ответ американцу, и того, кажется, тоже он устраивает. Поблагодарив маму еще раз, парень поднимается к себе.

Я тоже иду в свою комнату. Со страхом открываю ноутбук и пытаюсь дозвониться Славе. Он не отвечает — ничего удивительного, я бы тоже обиделась. Пишу длинное письмо, отправляю и всю ночь ворочаюсь в постели, то проваливаясь в сон, то снова просыпаясь. Вот только снится мне не мой парень, а крыша в вечерних сумерках, розовый закат, желтоватые листочки яблони и нечаянные прикосновения рук Джастина к моей коже.

* * *

Когда утром я иду в ванную, в комнате гостя тихо. Принимаю душ, одеваюсь, снова возвращаюсь к его двери. Набираюсь смелости и стучусь, чтобы сказать, что нам пора на учебу, но никто мне не отвечает. Открываю дверь — пусто. Американца уже нет. Тогда я спускаюсь вниз и замираю на последней ступеньке.

Происходящее на кухне кажется идиллией. Джастин сидит на стуле, перед ним стоит большая тарелка с блинами. Рядом — чашки со сгущенкой и вареньем. Выключив плиту, мама поворачивается к американцу и показывает, как нужно скатать блин в трубочку или сложить треугольником, а потом макнуть в одну из чашек.

— Нравится? — Спрашивает мама, нажимая костяшкой пальца на экран планшета.

— Do you like it? — Отзывается электронным голосом онлайн-переводчик.

— О, да. — Кивает Джастин, прожевав кусочек, а затем (держите меня, семеро) говорит: — Спа-сы-ба!

Мама чуть не подпрыгивает на месте от радости. Пишет что-то в планшете, читает внимательно, а затем выдает:

— Ай эм вери хэппи!

Парень, сворачивая очередной блин, улыбается ей.

Круто.

А меня мучает только одна мысль: нужно научить его проговаривать букву «р». А маму — отучить.

— Всем привет, — говорю, тихо входя на кухню.

Оба смотрят на меня.

— Привет, — отзывается мама.

— Привет, — вторит на английском Джастин.

Беру чайник, кружки, расставляю их на столе, кидаю внутрь чайные пакетики и завариваю кипятком.

— А теперь на русском, пожалуйста. — Улыбаюсь, не глядя парню в лицо.

Он не обижается. Усмехнувшись, пытается произнести:

— П… Пуи… При… — С буквой «р» ему еще долго не удастся справиться, зуб даю. — При-вэт.

— При-вет. — Подсказывает мама. — Приии-вет.

Я довольна. Еще минут двадцать мы пьем чай с блинами, пытаясь научить его произносить «привет», «спасибо» и «хорошо», хотя следовало бы начать со всемогущей фразы «извините, я не говорю по-русски». Но легкие пути ведь не для нас.

* * *

— Давай пройдемся пешком, Зоу… — спотыкается Джастин, желая, видимо, по привычке исковеркать мое имя и тут же исправляется: — Зоя.

— Пешком? — Переспрашиваю, надевая обувь в прихожей.

Сегодня на мне джинсы, свитер и тонкий плащ — на улице прохладно.

— Да. — Отзывается парень уже с крыльца и, поежившись, застегивает толстовку под самое горло. — Ты говорила, что здесь недалеко.

— Хорошо. — Пожимаю плечами, беру сумку и выхожу за ним следом.

— Наконец-то собрались! — Усмехается папа.

Они с мамой уже ждут нас в машине.

— Пап, мы сами дойдем. — Говорю, бросая взгляд на американца. — Джастин хочет прогуляться.