– Я думаю, что небрежное отношение к детям было печальным, но вполне обычным явлением на Земле, – ответил Доктор. – Рано или поздно человек донес бы его и до звезд. Глук живет в Иноземье – он думает, что ему все сойдет с рук.

– Но как же чужаки?

– Откуда мы знаем, что для Тиберия Глука они чужаки?

– Девочка преодолела сорок миль, спасаясь от них. Вряд ли это друзья.

Доктор резко развернулся, опершись на трость, и нахмурил брови:

– Сорок миль?

– У нее в упряжке было два снежных пса. Зверям поменьше размером такое было бы не под силу.

– Сорок миль, Калеб?

– Из самого Тундра-Вальда через Поворот Дьявола – это как минимум сорок миль.

Обдумывая услышанное, Доктор вошел в Зал Собраний, где, как всегда, было людно – но не так весело, как обычно. Горожане расступились, пропуская его. В центре на табурете сидела маленькая девочка в простой грубой одежке. Ее руки, каждый палец по отдельности, были забинтованы. Медсестра Бекка, самый опытный медик в городе, стояла возле нее на коленях, растирая ноги девочки в тазу с теплой водой. Несмотря на это, ребенок дрожал от холода, ее ангельское личико было бледным даже в розоватом свете камина. Губы побелели и сжались в тонкую полоску, влажные глаза блестели. Девочка смотрела прямо перед собой. Ее светлые волосы висели слипшимися мокрыми прядями.

– Легкое переохлаждение и обморожение первой степени, – ответила Бекка на немой вопрос Доктора. – В остальном она на удивление здорова.

– Возможно, Тиберий Глук относился к ней не так уж плохо, – Доктор закусил губу. – Бедный Тиберий…

– Доктор, как ты думаешь, что с ним случилось? – спросил кто-то.

– Прошу прощения, но я не хочу отвечать в присутствии ребенка.

– Она слишком потрясена – вряд ли вообще понимает, где находится, – сказала Бекка, помахав рукой перед глазами девочки и не получив никакой реакции.

Но Доктор ничего не сказал, и все поняли почему. Поле Истины было для Рождества болезненной причиной мучительных откровений. Если Доктор подозревает, что Тиберий Глук убит, а его восьмилетней дочери удалось спастись только чудом – и какой, скажите на милость, будет теперь ее жизнь, после того что она видела в Иноземье? – так вот, если он скажет это вслух, вряд ли его слова подбодрят жителей Рождества. Например, Феликса – младшего брата Калеба, – который стоял неподалеку и испуганно смотрел на происходящее. И саму девочку тоже.

Доктор опустился на колени рядом с ней:

– Говорите, ее зовут Ялала?

– Кажется, да, – сказала Бекка. – Тиберий не особенно разговорчив, когда речь заходит о семье.

– Ялала? – мягко обратился к ней Доктор.

Девочка смотрела сквозь него.

– Не нужно бояться. Теперь ты в безопасности. Но ты проделала долгий путь совсем одна. Не хочешь рассказать нам почему?

Ее маленькие брови медленно, словно через силу, сползлись. Девочка нахмурилась.

– Кто были те чужаки, Ялала? – спросил Доктор. – Как они выглядели?

Лишь спустя мучительно длинную минуту она, похоже, заметила его. Ее взгляд постепенно сфокусировался. Потрескавшиеся серые губы девочки сложились в идеальную букву О. Дрожа, она указала перевязанным пальцем на Доктора – и закричала.

Ялала кричала пронзительно, отчаянно и долго. До тех самых пор, пока сестра Бекка и несколько других женщин не попытались ее успокоить. Все это время она указывала мимо них на Доктора; в конце концов он выскочил за дверь, на снежную улицу.

Калеб и остальной экипаж Лодки присоединились к нему, ошеломленные произошедшим.

Доктор был не просто их предводителем, наставником, советником во всех вопросах – он был их спасителем. В последнее время он порой бывал нетерпелив и немногословен, но уважение к нему было безграничным.

– Доктор? – наконец решился спросить Калеб. – Что это значит?

– Я думал, это совершенно очевидно, – резко ответил Доктор. – Кого бы или что бы ни увидела Ялала в Иноземье, он или оно выглядело в точности как я.

Трензалорская Спасательная Лодка существовала задолго до того, как Доктор поселился в Рождестве. Условия в Иноземье были так суровы, что ее выводили из лодочного сарая только в случае крайней необходимости, но со своей задачей Лодка справлялась весьма успешно, поскольку была очень крепким судном.

Внешне Лодка отдаленно напоминала уменьшенную версию старомодных земных парусных бригов. В длину она была всего метров восемнадцать от носа до кормы, зато со второй палубой и двумя мачтами, оснащенными прямыми парусами – кливером и летучим кливером спереди. Команда поднимала и опускала паруса с помощью снастей, натянутых между мачтами словно паутина. Трюм был достаточно просторен, чтобы вместить немало древесины и хвороста, не говоря уже о шкурах и тушах животных. Для сбора всего этого Лодка и предназначалась, хотя ее также использовали при авариях. Одновременно трюм служил каютой экипажу, нуждавшемуся в тепле и укрытии во время долгих поездок. Разумеется, Спасательная Лодка не была лодкой в земном смысле этого слова. Все реки и озера на поверхности Трензалора были покрыты льдом, а ближайшим к Рождеству водоемом было озеро Лагда. Площадь его составляла примерно пятьдесят квадратных миль, и оно полностью было покрыто льдом. Но для Лодки это не имело значения, поскольку ее пружинная ходовая часть опиралась на огромные лыжи – снежная буря надувала паруса, и Лодка с огромной скоростью мчалась по зимним полям.

Как всегда, чтобы вывести Лодку из города на восток по долине Галва, потребовались две упряжки по шесть снежных псов в каждой. Долина была единственным входом в укрытый от ветра центр гор Галва – скальной цепи, окружавшей город Рождество. В те недолгие моменты, когда летом солнце поднималось над горизонтом, горы сверкали в его свете. Собак запрягали по правому и левому борту Лодки, а не спереди. Горы с обеих сторон становились все ниже, и равнинные ветры надували паруса. Затем псов отпускали, они возвращались обратно в город, а Лодка продолжала свой путь сквозь вьюгу.

И с этого момента все зависело от рулевого.

– Встречный северный ветер! – крикнул Калеб членам экипажа. Он стоял на мостике, держась обеими руками за штурвал; из-под шерстяного шарфа виднелись только глаза. – Лечь на левый галс!

Остальные бросились карабкаться по засмоленным линям, чтобы настроить паруса. Только когда ветер переменился (что в Иноземье происходило регулярно, но предсказуемо – именно поэтому у Калеба была карта ветров, застекленная и стоявшая по правую руку от него), они смогли спуститься через люки в трюм, где на угольной печи булькал во флягах горячий кофе.

Все это время Доктор в задумчивости стоял на корме. На снежинки, проносившиеся мимо, словно стрелы, он внимания не обращал, хотя и ему пришлось одеться по погоде – на нем была шерстяная шапка, шарф, рукавицы и, конечно, его огромная шуба. Отправляясь в поход по Иноземью, он не кутался, как остальные, – даже теперь шуба была расстегнута и развевалась на ветру, – но в данный момент он совершенно не чувствовал трензалорского мороза.