– Как долго еще ждать, пока найдут девятнадцать ключей? Есть ли какая-то определенная дата открытия врат рая или это не имеет значения? – спрашиваю я у него.

– Неужели тебе станет легче, если ты узнаешь дату? – Его голос становится совсем мягким, и мне кажется, что я слышу в нем сожаление.

Мы же разговариваем о дне моей смерти и дне смерти миллиардов других людей. При этом он улыбается мне так, словно собирается спросить о том, не хочу ли я поесть мороженого на площади Сан-Марко.

– Я просто хотела попрощаться с теми, кого люблю, – выдавливаю я.

– Если это твое желание, я постараюсь сделать так, чтобы оно исполнилось. – Его тень будто растворяется передо мной. Сначала мне так кажется, а потом я замечаю темный туман, обволакивающий его. Этот дым – признак подавленной ярости. У Люцифера нет ни единой причины быть злым. Это право принадлежит только мне.

– Ты мне это обещаешь? – Я решаю взять его на крючок, хотя от мысли об окончательном прощании с братом и сестрой мне становится холодно. Может быть, лучше все-таки не знать, когда наступит этот день?

– Обещаю. – Мы не спускаем глаз друг с друга. Мне кажется, что Люцифер хочет сказать мне что-то еще, но ему не нужно этого делать. В своих видениях я наблюдала за тем, как жены и дети ангелов умирали. Нападение архангелов оказалось абсолютно неожиданным, но Семьяса и остальные наверняка и так не знали, насколько суровым окажется наказание. Надеялись ли они на то, что их любимые выживут? Была ли у них возможность с ними попрощаться? Или же выжили действительно только кровные наследницы?

Я прерываю наш зрительный контакт первой.

– Лучше пойду обратно в кровать.

Он кивает.

– Спи хорошо. Я желаю тебе приятных сновидений, – говорит архангел мне вслед.

Я замираю. Он что, знает, что мне снилось? Он знает, что я чувствовала то же самое, что и он когда-то? Возможно, Люцифер может рассказать мне о том, откуда взялись эти сны. У меня есть некоторые соображения на этот счет. Теперь, когда я знаю, что мои предки жили в раю, я предполагаю, что вижу их воспоминания. Воспоминания, которые из поколения в поколение передавались по наследству. Удивительно, но это единственное объяснение, которое приходит мне на ум. Но я не буду рассказывать Люциферу об этом. Он все еще остается моим врагом, и мне не стоит забывать об этом, даже если этой ночью мне так не кажется. Мы с ним находимся по разные стороны баррикад.

Я знаю, что было бы разумнее подходить к делу более спокойно. Но еще я знаю, что единственный шанс выжить останется у меня только тогда, когда я вернусь в прежнюю форму. Разум живет своей жизнью и постоянно думает о Люцифере и нашей ночной встрече, и мне приходится пытаться самостоятельно контролировать свое тело. Чем чаще я думаю о плане Пьетро, тем больше я верю в то, что это действительно единственный шанс остановить ангелов. По крайней мере, хоть на какое-то время. Поэтому я тренируюсь, хотя вопросов все еще много. Что произойдет, если врата не откроются? Если Габриэль и остальные узнают, что мы пытаемся их перехитрить? Убьют ли они меня и другие ключи? Останется ли у них после этого возможность все-таки открыть врата? Могут ли они вообще как-то выяснить, что девушки обманывают их? Я не знаю, как мне получить ответы на эти вопросы, и, возможно, это и не важно. Любая, даже маленькая отсрочка может стать нашим спасением. Каждый выигранный день – это луч надежды.

Как правило, тренировки со мной проводит Сэм, но иногда Лилит или даже Наама тоже мне помогают. Мы никогда не используем оружие, что меня удивляет. Вместо этого Сэм инструктирует меня в бою с тенью и бегает за мной по дворцу, а Лилит медитирует со мной до тех пор, пока я не начинаю чувствовать, что моя душа готова отделиться от моего тела. Однажды Наама натягивает широкие веревки по покоям и коридорам и требует, чтобы я училась балансировать на них. На этих качающихся штуках мне удается пройти лишь два метра, прежде чем я падаю. Она смеется и легкой поступью разгуливает по ним сама.

– Если бы у меня были крылья, я бы тоже так смогла! – огрызаюсь я. – Тоже мне искусство.

Ее узкие брови поднимаются.

– Если бы ты старалась, тебе бы не понадобились крылья. Люцифер слишком мягок с тобой.

Слишком мягок со мной? Она издевается, что ли? Люцифер даже мне на глаза не попадается. Где он все время пропадает? Если бы я не встретила его сегодня ночью, я бы уже подумала, что он – какое-то привидение или местная легенда.

– Он запретил нам тебя перенапрягать, ведь от тебя зависит наше будущее. – Ее взгляд оценивающе скользит по мне.

– Ваше будущее, честно говоря, меня мало волнует, – отвечаю я.

Алессио заходит в комнату, прежде чем Наама успевает что-то ответить. Он выглядит уставшим и истощенным. Его вещи помяты, как будто он в них спал.

– Чем вы тут занимаетесь? – спрашивает он отсутствующим тоном, словно ответ на этот вопрос его вовсе не интересует. Это на него не похоже.

– Я пытаюсь научить Мун грациозности, но она, разумеется, топчется по веревкам, как слон. – Девушка запрыгивает на вышеупомянутые препятствия и, пританцовывая, скользит по ним в сторону Алессио. – Ты сегодня поздно.

Мой друг обхватывает ее узкую талию, спускает с веревок и держит на руках явно дольше, чем это необходимо. Наама внимательно рассматривает его.

– Что произошло?

– У нас очень много дел в больнице. – Алессио шатается, и в эту секунду я понимаю, что, должно быть, произошло что-то ужасное. Наама тоже это чувствует, потому что она обхватывает его рукой за пояс и ведет к дивану. Она заставляет его выпить хоть что-то. Внезапно воительница, которую я знаю, куда-то пропадает и оставляет место девушке, которая заботится о любимом человеке. На мгновение осознание этого выбивает меня из колеи, и я сажусь напротив них.

– Рассказывай, – прошу я тихим голосом. Теплый воздух залетает в комнату. Запах моря смешивается с ароматом стоящих на столе пирогов. Никто не тянется к ним. Снаружи кричат чайки, и даже здесь мы можем слышать голоса людей, расхаживающих по площади. Все вокруг нас мирно и спокойно, если так вообще можно сказать. Юноша молчит, и это пугает меня.

– Алессио? – тихо спрашиваю я его, игнорируя трех сидящих в комнате ангелов, хотя и чувствую, что Сэм и Лилит стоят за мной.

– Пожалуйста. Скажи хоть что-нибудь.

Он закрывает лицо руками, и рыдание сотрясает его тело. Я хочу подняться и подойти к нему, но Наама уже кладет на него свою руку, гладит его по спине, и он успокаивается от ее нежного прикосновения.

– Что-то с лихорадкой? С детьми что-то произошло? Мы можем как-то помочь? – тихо спрашивает она.

Когда юноша смотрит на нее, его глаза блестят: ему явно приходится сдерживать слезы всеми силами. Мое сердце словно сжимает чей-то ледяной кулак. Я хочу спросить его о Тициане, о Стар и Фениксе, но он уже начинает рассказывать.

– С детьми все в порядке, но… Вчера был совершен теракт, атака на лодку члена совета.