– Вот и видно, Борис Леонидович, что вы у нас человек новый. Лев Иванович ведет учет воспитанников лучше любого из нас. Вообще чем вызван такой интерес?

Вишневецкий мгновение колебался, а потом выдохнул на свой страх и риск:

– Накануне я видел в городе нескольких наших воспитанников; уверен, что не все из них вернулись из отпуска. Вот так.

Его слова встретили настороженным молчанием. Потом Лев Иванович Паливцев, этот счетовод душ, театральным движением вынул из массивного секретера здоровенную книгу и, раскрыв разом на нужной странице, стал сверяться с учетом прибывших-убывших. Позже, на ужине, по той же книге сам директор, Яков Сергеевич, отметил галочкой всех находящихся в столовой, а также тех, кто по болезни не смог прийти на трапезу.

Все были налицо.

Но с этого дня Паливцев стал смотреть на Вишневецкого откровенно косо. Он даже откопал где-то, что в квартирке, которую снимал сейчас учитель истории, раньше жил какой-то еврей, бывший осведомителем царской охранки. Еврея давно не было, но Паливцев смотрел на Бориса Леонидовича так, словно тот был с евреем в деле и до сих пор доносил в давно разгромленную, вытравленную из памяти жандармерию.

…Следствие об ограблении склада в доме купца Константинова началось в тот же день. Одним из руководителей следственной работы был товарищ Лагин.

– Вы совершенно напрасно упорствуете, – мягко выговаривал Семен Андреевич, глядя на упрямо насупленного отца Дионисия, сидевшего на маленьком стульчике. – Если вы верите всем сказкам, которые рассказывают о нас «доброжелатели»… Так вот: никто не собирается вас пытать, морить голодом, унижать ваше человеческое достоинство. Мы даже не взяли вас под арест после того, как вы сопротивлялись комиссии по изъятию церковных ценностей там, в церкви.

– И совершенно напрасно не арестовали, – сказал приехавший из Москвы товарищ Брылин, о полном названии должности которого Лагин не хотел даже вспоминать и про себя называл просто «комиссар». Приезд человека из Москвы никак не был связан с похищением ценностей со склада: комиссар Брылин инспектировал указанный ему район, проверяя ход реквизиций. Неудивительно, что на допросе подозреваемого, который отлично провел бы и один Лагин, присутствовал теперь, помимо московского гостя, еще и сам второй секретарь Желтогорского губкома Баранов. Сидя на тахте, он поминутно обмахивал взволнованное серьезное лицо широкой кепкой.

– И совершенно напрасно не арестовали, – скучно повторил Брылин, и Баранов тотчас же кивнул и сказал что-то о недосмотре и саботаже. – Возможно, тогда не было бы нападения на склад, куда свезены значительные ценности. В конце концов, похищенное оценивается в кругленькую сумму, а деньги нужны рабоче-крестьянскому правительству как никогда. Или вы не понимаете, гражданин настоятель, что вы совершили уголовное преступление? Конечно, это еще нужно доказать, но, учитывая особенности этого дела… Не думаю, что с доказательной базой возникнут проблемы. – Брылин имел некоторое представление о судебной терминологии: в свое время его исключили со второго курса Харьковского университета за распространение нелегальной литературы.

Батюшка скрипнул зубами. Одна губа у него сильно распухла, и когда он вытер рот ребром ладони, выяснилось, что не хватает нескольких нижних зубов. Это совершенно не сочеталось со словами Лагина о том, что «у них» не пытают и не бьют.

– В общем, так, – сказал Брылин, вставая, – мне некогда якшаться с этой контрой. Ты, товарищ Лагин, обеспечь возвращение народного золота, а ты, Баранов, держи на контроле. Доложишь куда следует. А если что – незаменимых у нас нет!

– Все поняли, Герман Аполлинарьевич, – обмахиваясь кепкой, проговорил Баранов и, наконец сообразив, вскочил. – Все выполним, товарищ Брылин! По всей строгости революционного!..

И вот тут священник засмеялся. Низко, глухо, показывая щербатый рот:

– Гражданин революционер!.. Товарищ из Москвы! Если бы я был на вашем месте, я бы непременно расстрелял вас за одно неблагонадежное имя и отчество! Вас зовут, как… моего дьякона! Вы, случаем, не учились в семинарии?

Товарищ Брылин раздраженно мотнул головой, как стреноженный конь, и его маленькая поджарая фигурка скрылась в дверях. Лагин, как ужаленный, подскочил к священнику и врезал тому по лицу так, что подломился и опрокинулся стул. Отец Дионисий упал на спину, а Лагин принялся деловито охаживать его ногами. Секретарь Баранов повалился обратно на тахту и выговорил:

– Ты вот что, Семен. Делай что хочешь, но попа этого раскрути и золотишко верни. Принес черт этого полномочного из Москвы!.. Хрен знает что тут у тебя творится. Ну ты, сука патлатая, – обратился он к лежащему на полу настоятелю, – мы тебе покажем, что значит шутить с рабоче-крестьянской властью. Я тебя, падлу, в бараний рог согну! Думаешь, я тебя не знаю? Вот тебе, Лагин, мой совет и приказ: крути, верти, на части его пили, но вынь да положь!.. – Баранов склонил голову к плечу, сощурил воспаленные глаза и выговорил: – А что, правда, что налетчики-то – шпана голожопая, малолетки? Мне вот от караульных рапорт на стол положили, что какого-то шкета ухлопали при налете на дом Константинова. А? Было?

– Разбираемся, – лаконично ответил Лагин.

– Ну, давай… Лишь бы Брылин уехал. А то он, черт, строгий. Фитиля вставит так, что запоешь… Ладно, я пошел. Мне еще совещание проводить и на завод ехать. Работай, Лагин.

– Вставай, – спокойно проговорил Семен Андреевич, когда остался с подозреваемым наедине. – Есть что сказать-то? А то если зубов не останется, никто и не поймет, что говоришь. Так и пристрелим без покаяния.

Отец Дионисий, кряхтя, поднялся и с молчаливого согласия Лагина уселся на ту самую тахту, которую минутой ранее покинул второй секретарь губкома Баранов. Ощупал шею, виски и переносицу.

– Приятно поговорить с откровенным человеком, – наконец сказал он. – Я так понимаю, мне все равно конец. Так что приготовься: говорить буду правду. Дым из ушей не пойдет? А то сам знаешь – лжец и отец лжи…

– Ты мне эти сказки про дьявола бросай, – прервал отца Дионисия Лагин. – Ты какую-то там правду хотел говорить, поп? Вот и давай, а то мне твою разожравшуюся морду лишний раз щупать недосуг, руки не казенные.

– Зато сапоги казенные.

– Ну?

– Как ты, товарищ комиссар, вообще представляешь себе то, что я организовал налет на склад? Какой смысл? Я понимаю, что все равно расстреляете. Только Христом-Богом истинно тебе говорю: не мои то дела. Тот, кто это сделал, детей вовлек. Так? Дело богомерзкое, страшное – детей вгонять в преступные деяния. У меня у самого сыну семь лет. Столько же, сколько и твоей дочери, кстати.

У Лагина были железные нервы, но тут он вздрогнул:

– Ты откуда знаешь?

– Городок-то у нас небольшой. И паствы у меня куда больше, чем ты думаешь. Не я это. В другом месте, у другого человека ищи свое золото и серебро. Храмовые ценности…