Грег несколько раз щелкнул рубильником — отрывистыми судорожными движениями не только пальцев, но и всей руки чуть ли не до плеча. Сломает! Моя рука автоматически дернулась вперед, коснулась пальцев Грега, и он отдернул свою, словно ошпаренный.

— Видите: ничего не получается, — тихо сказал он. — Я очень вас прошу… Попробуйте вы.

Его умоляющая физиономия вдруг потеряла четкость, начала расплываться у меня перед глазами. Я откинулась в кресле и прикрыла глаза. Спи, Инга, надо спать, я расскажу тебе сказку. Вот волшебный сундучок, он исполняет три желания. Почему только три? Потому что это сказка. В жизни — максимум одно. И никто его не исполнит, но если ты очень попросишь, оно перестанет быть твоим желанием — разве не одно и то же? Крис… Может быть, я его еще люблю? Смешно… Это Петрарка был способен на великую любовь. А я не способна ни на что, и уж тем более пошевелить эту несчастную стрелку.

Я выпрямилась и сказала серьезно, по-деловому:

— Возьмите себя в руки, Грег, и не делайте глупостей. Даю вам слово, я не буду скрывать от полиции ничего о себе и профессоре Странтоне. Экспертиза покажет, что он покончил с собой, мотив есть. Машину оставьте на столе, слышите, ее пропажа — единственная против вас улика. А в принципе никто вам ничего не сможет сделать, если вы сами себе не навредите.

— Спасибо.

Натужно заскрипела табуретка, крупной дробью посыпались на пол книги. Грег встал, похоже, он очень старался на меня не смотреть, но не получалось, он ведь озирался по сторонам, будто искал еще какую-нибудь девушку в светлых перчатках, которая встанет на его защиту. С меня хватит. Я ничего ему не должна.

Я не заметила, как он ушел. В коридоре по-прежнему звучали гулкие раковинные голоса, но я уже не разбирала слов. Теперь все будет так, как я сказала Грегу. Приедет полиция, следователь захочет побеседовать со всеми свидетелями, за присутствие которых на месте происшествия взялся, похоже, отвечать настоящий сосед профессора по лестничной площадке. И, когда они доберутся до меня, я честно расскажу: да, я знала покойного, я приходила к нему вчера вечером, да, вскоре после моего ухода он вскрыл себе вены Почему? По-видимому, он был в меня влюблен, и в этот вечер потерял последнюю надежду. Вы знали об этом? Нет, я могла разве что догадываться, господин следователь…

А что скажут этот перепуганный Грег и эта зловещая Ольга, меня совершенно не интересует. И Крис…

И вдруг я поняла, чего хочу сейчас больше всего на свете. Спать!.. Неподъемная тяжесть навалилась на веки, на ресницы, на грудь… В бок больно упиралась острым углом книга профессора, но, чтобы ее отодвинуть, надо было шевельнуть рукой, а это невозможно, совершенно невозможно…

Я напоследок чуть приоткрыла глаза и увидела его в мутноватой дымке, он склонился за столиком и уже положил пальцы на что-то черное и прямоугольное. И можно было очень смешно пошутить

— Крис, твоя как-ее-там Клауди уже здесь, в этом пространстве, я постаралась, — но ведь для этого надо было шевельнуть губами…

Последний звуков сонной тишине — щелчок рубильника. Крис.

В прихожей, почти полностью перегородив ее солидную ширину расставленными в стороны волосатыми ногами, расселся на табурете мужик-пьянчуга из соседней квартиры. Ну и сосед был у покойного профессора, хмыкнул про себя Грег, встретившись взглядом с набыченными красными заплывшими глазенками. Этот мужик явно решил никого отсюда не выпускать, — но его Грег не боялся, такие туши обычно переворачиваются кувырком от одного-двух приемов средней сложности. Но бежать было некуда. Ни одно из открытых — если все еще открытых — на лестничной площадке пространственных измерений не лежало за пределами города.

Перед девушкой было стыдно. Какое, черт возьми, он имел право грузить ее своими проблемами, видел же, идиот, в каком она состоянии! Теперь она имеет полное право его презирать. Она уже его презирала, когда усталым материнским тоном советовала не делать глупостей, то есть вообще ничего не делать. Легко сказать. Она просто не знает, с кем он имеет дело. У Ольги достаточно денег, чтобы построить этих мелких полицейских сошек и преподнести им все дело так, как считает нужным. Грег в который раз стиснул кулаки и чуть не застонал от невыносимой досады. Ведь она была в его руках — да, целиком и полностью в его руках! — так как же случилось, что, щелкнув туда-сюда рубильником на приборе, она кинулась прочь из офиса, а он, Грег, остался на месте, тупо глядя на бешеную стрелку на шкале?!.

Сейчас Ольги в прихожей не было. Пошла, наверное, в туалет опорожниться, злобно предположил Грег, а может, заглянула в ванную поправить косметику — а что, с этой бабы станется наводить перед зеркалом красоту в полуметре от покойника.

Мимо Грега неслышно проскользнул парень в махровом халате — тоже мне, униформа! — и скрылся в профессорском кабинете, где осталась та девушка. Это, наверное он. Тусклый — сказал про него профессор Странтон. Лучше и не скажешь.

Грег еще раз искоса взглянул на поддатого мужика — того и гляди, свалится с табурета, — и прошел вперед по коридору к последней двери. Спальня, где ему предлагали переночевать. И предложение наверняка остается в силе, при всем желании профессор уже не передумает. Завалиться спать — не лучшее, что можно сейчас сделать, но должно же, черт возьми, что-нибудь прийти в голову! Может, именно там, в спальне, подальше от этого дегенеративного типа на табуретке и инквизиторских глаз Ольги, которая вот-вот снова появится в коридоре.

Грег пошел вперед. От кабинета до спальни было добрых десять-пятнадцать шагов по просторному коридору. Не доходя пару метров до дверей, Грег услышал неясный гул, треск и приглушенные голоса. Он успел вздрогнуть и в изумлении оглянуться, вызвав идиотскую мину и угрожающий жест соседского мужика, прежде чем сообразил, что в спальне работает телевизор.

На покрытом многолетней пылью экране была небрежно протерта широкая полоса, попадая в которую, фигурки футболистов становились яркими и четкими. Звук барахлил, и голос комментатора только изредка выныривал из негромкого жужжания и треска. А на аккуратно застеленной профессорской кровати разлегся, опираясь на локоть и наискось свесив ноги вниз, мальчишка в зелено-оранжевой бейсболке.

Сын Ольги,

— Падай, — сказал он, бросив мимолетный взгляд на Грега. — «Сорта» делает по первое число «медведей». Когда я включил, было уже два-ноль, и потом раз восемь чуть не забили.

— Сколько? — совершенно автоматически переспросил Грег.

— Ну не восемь, но шесть уж точно, только Бе-ретти раза три…

Телевизор взорвался трескучими криками, и мальчик взвился на кровати, подался вперед, одновременно подвигаясь к стенке. Грег присел на освободившийся край кровати. Черт возьми, а может, так и надо? Просто смотреть футбол, привычно болеть против «медведей» — с кем они там сегодня? — и послать подальше полицию, Ольгу и труп профессора. И продолжить это в тюрьме, там ведь тоже есть телевизор…