Судорожная мертвая хватка сухих пальцев. «Здесь, со мной…»

— Вы здесь?

В этом мягком бездонном кресле все-таки были пружины — иначе они бы не взвизгнули, как аварийные тормоза, когда я резко, лихорадочно взвилась в повороте на сто восемьдесят градусов, не успев даже встать. Сердце бешено колотилось в такт растущему глухому негодованию. Удерживая прерывистое дыхание за плотно сцепленными зубами, я медленно подняла взгляд от голых, покрытых редкими волосами мужских щиколоток до мощной шеи, выглядывавшей из тесного махрового ворота банного халата.

— Вы здесь, — повторил парень, — вы..

— Кто вы такой? — с тихой ненавистью спросила я, хотя, в принципе, сразу идентифицировала голос. Один из тех — этого было вполне достаточно.

На голой шее отчетливо прыгнул кадык.

— Вы меня не узнали, я вижу, меня зовут Грег… Тьфу ты черт, по идее, теперь моя очередь вас спасать, так глупо все получается… Почему-то мы с вами пересекаемся, как только я оказываюсь в самой что ни на есть трубе. Я сяду, можно?

Он сделал шаг от дверного косяка в глубь комнаты и, подобрав подстреленные полы халата, рухнул на маленький табурет. Я медленно повернулась в уже не скрипящем кресле. Парень, точь-в-точь, как я, взял с вершины стопки книгу и начал листать ее совершенно машинально, одними руками. И вдруг вскинул на меня несчастные, умоляющие, затравленные глаза.

И я узнала его.

Не помню, из-за какой двери он вышел, когда я колошматила во все подряд, зовя на помощь — тогда я не видела абсолютно ничего. Но этот взгляд мгновенно, сам собою всплыл в памяти. Конечно, автобус, разъяренная толпа, парень, вывалянный в грязи, — как я тогда нашлась, как изящно обвела их всех вокруг пальца, просто так, из человеколюбия, какая ж я была смелая, остроумная, безукоризненно владеющая собой… Стоп, это было всего лишь несколько часов назад.

Я прикусила изнутри губу. Снова начала нарастать темная, необъяснимая злоба. Я опять оглядела этого Грега с ног до головы — розовая в редкой поросли кожа, со всех сторон выглядывающая из-под куцего халата, огромные, голые по локоть руки и такая же узловатая шея, воспаленные царапины на щеках и лбу, лохматые русые волосы и эти глазищи загнанной зверушки. Чистенький. Успел помыться и, может быть, даже… женщина в коридоре что-то говорила о его вещах в ванной… той самой ванной…

— Поимаете, теперь все еще хуже, — сбивчиво заговорил он. — Похоже, что я действительно последний, кто видел профессора Странтона живым. Я-то знаю, что это самоубийство, по-любому самоубийство, у него были причины, вы только не подумайте, что я все знал заранее, я тогда вообще не очень-то о нем думал… Но Ольга хочет пришить его смерть мне, мне, понимаете?! Она… долго рассказывать, она решила от меня избавиться и теперь сделает это по закону. А я идиот, последний идиот, я же имел возможность, а вместо этого еще и сам выложил ей все про машину…

— Какую машину?

Просто надо было как-то остановить этот поток, который уже начал сливаться в ушах в одну длинную пронзительную ноту. Грег выглядел таким же законченным психом, как и тогда, на улице, когда высматривал в зеркальных витринах злодеев с пистолетами. Но он сказал: «профессор Странтон», он знал его, — а мне теперь было жизненно важно все, что хоть как-то касалось, имело отношение…

— Машина? — переспросил Грег. Оборванный на полуслове, он выглядел на редкость обескураженно и нелепо. Внезапно он подался вперед, табуретка натужно заскрипела под тяжелым телом, книги на столике угрожающе накренились, а Грег во все вытаращенные глаза разглядывал меня с ног до головы. Как будто только что увидел. Как будто я была совсем раздета. Как будто…

— Это вы, ведь правда, — неслышно полувопросительно прошептал он. — Я должен был сразу догадаться, некому кроме вас… Вы красивая. Я его даже где-то понимаю.

Зато я — я отказывалась кого-то понимать! В лицо ударила жаркая красная волна, и я крикнула — спазмы сдавили звук на подступах к горлу, и получилось тихо, почти неслышно, но от вибрации воздуха все равно тревожно зазвенели подвески люстры:

— Что значит «я»?!

Он вздрогнул, как будто я его ударила. Если бы он еще и промолчал… Но он не промолчал.

— Да, вы ведь пешком поднимались по лестнице. Значит, не выше, чем на третий этаж… Я должен был догадаться, еще когда он рассказывал мне. А вы что — не знаете? Так и не знаете, что это ради вас — машина…

И Грег принялся рассказывать, неожиданно он стал каким-то деловым и даже педантичным, как будто уже не в первый раз выкладывал эту историю. Пункты А и Б, словно задачки в школе — глупо, глупо… И все — правда, в этом не возникало ни тени сомнений. Так значит, Марта никогда не жила на одной лестничной площадке с профессором Странтоном. И Крис — никогда… Только сила моего желания, моего слепого, нелепого желания… Которое сбылось. И то, о чем мечтал, близоруко щурясь над микроскопическими деталями, старый профессор, тоже сбылось. Как все просто; ему просто больше не о чем было мечтать… Машина — ради меня. Тонкие ручейки розовой воды из-под прикрытой двери ванной — тоже ради меня. И здоровый детина в коротком махровом халате — этакий душеприказчик, читающий мне текст завещания. «Вот чай, мисс Инга. Вот машина профессора Странтона. А вот тело профессора Странтона, это тоже вам, мисс Инга…»

— Заткнитесь.

Не получилось ничего громче шепота, гулкого и звенящего. Но Грег все-таки замолчал, мгновенно выскочив из педантичного образа, и только прошептал словно на остаточном дыхании, еще тише меня:

— Я не буду, если вы не хотите. Просто…

— Все это не ваше дело, не ваше, понимаете? Не смейте никому этого рассказывать! И где сейчас машина?!

Наверное, это была его индивидуальная реакция на слово «машина» — снова ошеломленное хлопанье ресниц над вытаращенными глазами. Его руки зашевелились, потянулись к вискам — и вдруг он резко вскинул голову, словно настигнутый внезапным озарением. И тут же в глазах снова появилось пропавшее было затравленное автобусное выражение.

И, наклонившись ко мне, Грег зашептал быстро-быстро:

— Машина здесь, у меня в кармане. Слава богу, ее-то я Ольге не отдал. Послушайте, вы и не представляете, до чего конкретно я влип. Как только прибывает полиция, Ольга показывает им мои вещи в ванной, и меня забирают по обвинению в убийстве. Мне надо немедленно бежать, надо как-нибудь открыть еще одно пространственное измерение, где-нибудь подальше, не в этом городе. Понимаете, о чем я? Войти в дверь, а выйти в окно. Третий этаж, не так уж высоко… Идиот.

— В другом измерении может оказаться и двадцатый, — сказала я устало и холодно. — Бегите, спасайтесь, при чем тут я?

Рука Грега лихорадочно скользнула в карман халата, застряла там непонятно надолго, словно искала монету среди горсти металлолома, и, вынырнув, с размаху опустила на столик черный прибор. Тот самый. На то же самое место, точно на темный прямоугольник в незаметной сероватой пыли. Горела красная лампочка, мигала зеленая. Легко колебалась стрелка на полукруглой шкале.