На завтрак он выпил кружку крепкого египетского пива. Он все еще не успокоился после ссоры с Майет, и его утомляли толпы придворных, военачальников, аристократов, ходивших за ним по пятам, льстивших ему и соглашающихся с каждым его словом независимо от того, насколько умно было то, что он сказал. Для него давно стало развлечением делать предположения о возможности дождя в местах, где никогда не выпадали осадки, или абсурдные умозаключения касательно высоты разлива Нила в будущем году. И с интересом наблюдать сколько времени потребуется какому-нибудь бритоголовому жрецу на то, чтобы прибежать, сжимая в руке окровавленную телячью печень и повторяя его предсказания.

Неужели ты думал, что быть царем легко?

Птолемей оцепенел. Он обернулся, чтобы убедиться, что в стене нет отверстий, через которые кто-то мог произнести эти слова.

«Нет, только не сейчас!» — хотелось крикнуть ему. Пускай это будет во сне или когда он опьянеет, но только не сейчас! Он не может слышать голос Александра сейчас, когда бодр и трезв.

Он почувствовал приступ тошноты.

Ему почудился этот голос, только и всего! Он не мог слышать голос Александра…

Вдруг он услышал негромкий смех, который звучал настолько тихо, что если бы он внимал визирю, то и не расслышал бы его.

Да, брат. Она не похожа на прирученную газель. Будь осторожнее, она может поцарапать.

Птолемей встал.

— Достаточно! — Он жестом подозвал главного стражника. — Передай ему мои извинения, — обратился он к побледневшему военачальнику, стоявшему перед ним на коленях. — Скажи прославленному господину, что меня ждут неотложные государственные дела.

Его возница Эли ожидал снаружи, весело болтая с привлекательной молодой женщиной, и, увидев Птолемея, принял подобострастный вид.

— Я еду к усыпальнице Александра, — сказал царь.

Мгновенно один из солдат промчался вперед, чтобы освободить памятник от посетителей и приготовить почетный караул для царского посещения. Пока всадники эскорта садились на лошадей, Птолемей вскочил в колесницу, взял в руки поводья и щелкнул по спинам лошадей. Эли едва успел вскочить на подножку, и они помчались к увенчанной куполом величественной усыпальнице.

Птолемей с силой дернул за поводья и, остановив лошадей, перебросил вожжи в руки Эли. Солдаты стояли как вкопанные по обе стороны входа в усыпальницу. Птолемей прошел мимо них в передние палаты. Стены палат были увешены оружием и изображениями Александра. Мраморная статуя в натуральную величину изображала Буцефала, боевого коня Александра: его седло сверкало ониксами и золотом, глаза, сделанные из хрусталя, пристально смотрели на входящих, а хвост развевался на невидимом ветру.

Дежурный офицер запнулся на полуслове и поклонился. Птолемей поспешно прошел сквозь клубы курящегося фимиама, мимо настенной карты мира, демонстрировавшей поход Александра через обозначенные серебристым цветом горы, показанные золотыми знаками города и сделанные из голубой бирюзы реки.

Внутренние чертоги сияли от солнечного света. Потолок был окрашен в голубой цвет, напоминавший небо Македонии, и усыпан хрусталем и алмазами, отражающими и усиливающими свет. На мраморных плитах пола журчали фонтаны, из примыкающих покоев доносилось пение жрецов и жриц, постоянно возносивших молитвы за упокой души Александра.

Птолемей, не обращая на все это никакого внимания, прошел мимо статуй богов и направился к гробу, завешенному балдахином, расшитым драгоценными камнями.

— Ты все еще здесь, негодяй? — спросил он.

Тело Александра лежало точно так же, как в тот день, когда его поместили в сделанный из золота, хрусталя и стекла гроб, наполненный медом. Его глаза были закрыты, руки сложены на груди. В одной из «их был меч, а поверх плеча лежал щит. На его светлых волосах был золотой венец. По углам усыпальницы стояли золотые слоны и львы, сделанные в натуральную величину, у ее основания — колонны, украшенные серебряными антилопами, грифами, лошадьми, верблюдами.

— Ты мертв! — процедил Птолемей сквозь зубы. — Мертв! Ты никакой не бог, а обычный человек. И ты мертв, как и твой Пердикка.

Он замер, боясь услышать ответ, но Александр не ответил. Птолемей упал на колени перед гробом.

— Я увековечил твою память, брат мой. На стенах этой усыпальницы и в исторических хрониках я опишу наши подвиги. А сейчас оставь меня! — На его глазах выступили слезы. — Во имя Зевса, прошу тебя не тревожить меня!

И снова услышал негромкий смех…

— Нет, разрази тебя гром, она будет принадлежать мне! Она подарит мне сына, и я не потеряю его, как ты потерял своего.

Не получив ответа, Птолемей поднялся на ноги, проглотил комок в горле и вытер пот со лба.

— Ты не смог защитить ее, — сказал он. — А я смогу. Я сделаю ее своей царицей. А если тебя это не устраивает, я разнесу этот памятник, камня на камне здесь не оставлю, а твои проклятые останки скормлю гиенам!

Майет ступала по широкой изогнутой мраморной лестнице, ведущей в приемные покои царя. Впереди нее шел управляющий двором. Геспер следовала за ней и, когда Майет обернулась, чтобы взглянуть на подругу, подмигнула ей.

Приглашение Птолемея участвовать вместе с ним в церемонии приема иностранных послов застало её врасплох. Он был так разгневан, когда покидал ее этим утром, что она не ожидала скоро увидеть его. Его посыльный принес ей золотой хитон в ионийском стиле, украшенный серебряными нитями. Витые золотые сандалии и изумрудные серьги дополняли подарок, а к ним прилагалась сверкающая хрусталем серебряная диадема.

Чтобы не надевать диадему, она сделала скромную прическу, а вместо наряда, символизирующего предложение примирения, выбрала простой хитон из тончайшего льна цвета слоновой кости, белые кожаные сандалии и изысканные золотые серьги филигранной работы.

Геспер усмехнулась, увидев выбранную ею одежду.

— Это может не понравиться царю, — предупредила она.

— Мой повелитель мудр и щедр, — ответила Майет. — Но я не стану выставлять себя дорогой шлюхой.

Сейчас, глядя на собравшихся в царском приемном покое, она начала жалеть о своем неповиновении. Когда она спускалась по ступеням, к ней обратились сотни глаз.

— Госпожа Майет из Фив, — объявил верховный управляющий.

Птолемей поднялся и подошел, чтобы подать ей руку.

— Добро пожаловать, госпожа! — произнес он, быстро окидывая ее взглядом с головы до ног. Затем рассмеялся. — Очень хорошо, — сказал он так тихо, что услышала только она одна. — Снова женская интуиция взяла верх.

Подобно говору волн, накатывающих на берег, раздался шепот сотен уст.

— Это она!

— Да, она красавица!

— Она не продержится и месяца. Берениса…

— Вы разве не слышали? Это новая любимица царя.