– Станем. Станем, идем.

Стас подтолкнул брата к ступенькам, когда в железную дверь ворот громыхнули кулаком. Потом еще раз, еще.

– Ой, кто это? – Егорка, перепугавшись, спрятался за спиной брата, вцепился в его плечи. – Я боюсь, Стасик! Кто это?! Враги?

– Иди в дом, – прикрикнул на него Стас. – Быстро!

Он дождался, когда за Егоркой закроется входная дверь. И только тогда пошел к воротам.

– Здрасте, хозяева.

За воротами стоял участковый – противный мужик, въедливый. Снова станет за костер мозг выносить? Так они не жгли листвы или резины. Они жгли дрова. На своем участке, между прочим! Не дымили, не воняли и…

Так, а чего это он не в форме? В шортах, в тапках резиновых на босу ногу. Неряшливая футболка, растянутая чуть не до колен. И попахивает от него спиртным.

– Здрасте. Чем можем помочь?

Стас встал у него на пути, ухватившись рукой за воротину, чтобы не позволить участковому пройти на усадьбу. Тот понял и шагнул в сторону, вместо того чтобы шагнуть вперед. Но шею вытянул, пытаясь рассмотреть за спиной Стаса – интересно, что? Вообще-то участковый не при исполнении. Стас, если разобраться, ему даже заглядывать на свой участок может запретить.

– Костер жгли? – Участковый выразительно шевельнул носом.

– Ага.

– Егорка? – с пониманием кивнул участковый, он знал о страсти брата к спичкам.

– Ну да… Голова у него снова… – Стас постучал свободной от воротины рукой себя по затылку.

– Понятно… – участковый опустил голову, внимательно осмотрел свои пыльные ступни, пожалел свой сбитый ноготь на большом пальце и вдруг спросил: – А вы сегодня днем где были, Станислав?

– Днем? На рынке, где же еще!

– Ага… Все вместе?

– Как всегда. Сегодня наплыв был большой. Столько продали! – похвалился он. – А чё?

– Да так, думал, ты, может, дома был днем. Заезжал там на обед или просто… Может, соседку видал, – неуверенно, без надежды почти, пробормотал участковый.

– Соседку? Какую соседку? – не понял Стас. – Тут соседей, сам знаешь!

– Беликову.

– Беликову? Шурку?

Он нарочно назвал ее некрасивым грубым именем. Чтобы не обнажить свою к ней симпатию. Ведь если назовет ее Сашей или Александрой, то сердце тут же отзовется, зачастив. И низ живота станет тянуть болезненно и сладко.

Саша, Сашенька, Сашуля…

Он грезил о ней с детства. Понимал прекрасно, что у него нет никаких шансов, а все равно грезил. Поэтому и был до сих пор один. Потому что решил: либо она или такая, как она. Либо никакой.

– Нет. Не Шуру. Ее мать, – уточнил участковый, маетно почесывая кадык. – Дочка бузит. В полицию позвонила Хмелеву. Утверждает, что мать ее пропала. Плачет! Истерит!

– Да ладно! – хихикнул Стас недоверчиво. – Тетя Алла пропасть не может по определению!

– Почему это? – не понял участковый.

– Она непотопляема! Она такая… – и он, выпустив воротину, сжал оба кулака и тряхнул ими у груди, напружинив мышцы. – Ух!

– Вот тебе и ух! – Участковый сместил пальцы с кадыка на грудь, почесался лениво, зевнул. – Телефон дома, сумка дома, очки дома. А ее нигде нет. Саша вернулась, а матери нет. И дом, что характерно, открыт. И записи с камер наблюдения пропали.

– А у них камеры были?! – ахнул Стас и недоверчиво покрутил головой. – Ни хрена себе!

– Вот тебе и ни хрена себе… – он снова зевнул и с угасающей надеждой еще раз спросил: – Так точно не видел?

– Да говорю – нет! – Стас качнул головой, озадаченно вывернув нижнюю губу. – Весь день на рынке, продажа перла. Мотался с базы на рынок и обратно. Два раза ящики подвозил. Фартовый день… Надо же… Тетя Алла! Камеры… Охренеть!..

Участковый глянул на лобастого Стаса, тут же подумал со злостью, что тот от брата отличается совсем немного, такой же придурок. Простился и пошел обратно к дому Беликовых.

Ох, как он ненавидел посещение скорбных домов! Так он называл дома, где угнездилось горе. Он совершенно не мог там находиться. Он там задыхался. Его все там тяготило. И громкий плач, и тихое всхлипывание, и просто тяжелые вздохи. А глаза, наполненные надеждой, обращенные к нему, когда он входил в дом, он ненавидел пуще всего!

Он не мог найти и не найдет никогда пропавшего без вести человека! Для этого у него слишком скуден ум и совершенно нет желания. Он ведь сразу смекал, что, как только человече пропадало, которое пропасть не должно было, – это все, это приговор. Надежд быть не может! И не надо так на него смотреть. Он не бог! И не провидец!

Пусть вон на Назарова смотрит, он бывалый, говорят, сыщик. Из самой столицы прикатил. Он и вопросы умные задает, по существу.

А она на него не смотрит – на Назарова. Она на него – на своего участкового уставилась. А он-то что?! Его вообще из дома вытащили из-за стола, где он вкусно ужинал картошкой с котлетами под бутылочку водочки. И обсуждал, между прочим, со своей супругой приятный вопрос предстоящего отпуска.

И теперь что? Если ее полоумная высокомерная мамаша не найдется, плакал отпуск, так?

– Я сожалею, Александра… никто ее не видел, – развел он руками.

Помотал отрицательно головой, изо всех сил желая, чтобы Назаров его отправил куда-нибудь снова из этого скорбного дома. Он лучше по улицам пойдет бродить и с вопросами к жильцам приставать, с бесполезными по большей части вопросами, чем в ее глаза смотреть, наполненные ужасом.

– Но так же не бывает! Так не бывает! Как она могла пропасть? Ее же не инопланетяне похитили! – вдруг закричала она в несвойственной ей манере – звонко и громко. – Кто-то же должен был видеть какую-то машину, человека, бредущего по улице. Кто-то подходил или подъезжал к нашей калитке! Звонил в нее! Камеры! Есть же камеры у соседей! Они могли зафиксировать и…

Участковый еще раз развел руками и отрицательно замотал головой.

Да, он говорил с соседями, на чьих домах были установлены камеры наружного наблюдения. И они даже вместе просмотрели записи за весь день. И видели, как выходила утром Саша на работу. Как потом Алла Геннадьевна куда-то выходила с сумкой и пустой корзинкой. Вернулась часа через полтора, сгибаясь под тяжестью покупок.

– Что она купила? – вдруг спросил участковый у Саши.

– Я не знаю. Я не проверяла.

Она опустила ноги с уютного диванчика, в углу которого провела последние полтора часа. Дошла до холодильника, заглянула внутрь. Проверила полки шкафов.

– На рынке была, точно. Фрукты, овощи вижу свежие, зелень. Сыр… Да, сыр, свежая упаковка. И творог. Значит, в магазине была тоже.

– В какой обычно магазин она ходила? – спросил Назаров, рассматривая гору семейных альбомов, которые принесла Саша по его просьбе.