— Здравствуй, Дашенька, — окликнул ее очень знакомый и в то же время неузнаваемый голос возле самых подъездных ступенек. — Что-то давно вас с Лешей не видно. Думала, что вы уж съехали.

Тетя Тамара, проживающая на первом этаже ровно столько, сколько себя помнила Даша, сидела на скамеечке возле облетевших жасминовых кустов. Она очень внимательно, очень пристально, почти по-прокурорски смотрела на Дашу и, подобрав ноги в коротких ботиках под скамейку, без устали лузгала семечки.

— Здрассте, теть Тамара, — кивнула ей Даша и хотела пройти мимо.

Но не тут-то было! Тетя Тамара ловко спрыгнула с деревянной скамьи. Обмела сухонькой ладошкой обвешанные семечной шелухой губы и в два прыжка достигла того пятачка, на котором неуверенно топталась Даша. Бойкой она была старушкой, бойкой и дотошной. Знать все и про всех было ее жизнеутверждающим кредо.

«Если сейчас привяжется, — решила Даша, — привяжется с вопросами про Лешку, просто повернусь и уйду».

Странное дело, но тетя Тамара начала говорить совершенно о другом. О каких-то странных квартирных кражах, которых на данный момент случилось уже десять или двенадцать в округе.

— И чем же они странные? — вежливо поинтересовалась Даша, хотя эти кражи интересовали ее так же, как погода в Гондурасе.

— Тем, что залезают в квартиры пенсионеров и крадут то, что отложено ими на смерть, вот! Каковы мерзавцы!!! Нет бы к богатым залезть, там наверняка есть чем поживиться, а они стариков грабят! Лезть к богатеям, понятное дело, опасно. Может быть сигнализация, — с третьей попытки выговорила сложное для нее слово тетя Тамара. — Может быть охрана. А старики, они что?.. Они народ незащищенный! Они ведь ходят медленно, пока вернутся с рынка или с магазина, за это время можно десять раз их жилище перетрясти! У Семена Михайловича из третьего подъезда украли целых пятнадцать тысяч рублей, представь себе, Дашенька, какое это для него горе!

— Представляю, — вежливо отозвалась Даша, считая, что бучу из-за пятнадцати тысяч и поднимать бы никогда не стала, это же не миллион.

— Он ушел, как обычно, в свой шахматный клуб, и в это время его обокрали.

— Наверное, тот, кто обворовывает этих стариков, очень хорошо знает их распорядок дня, — предположила Даша, украдкой посматривая на часы.

До назначенной встречи с Валентиной оставалось совсем немного времени. Требовалось хоть немного отдохнуть, ну, и привести себя в порядок. Совершенной замарашкой не очень-то хотелось попадаться на глаза этому мерзавцу — Муратову Косте. Кто знает, может, он еще и не мерзавцем окажется, а очень даже приличным человеком. Хотя о какой-то его тайной дури Даша не имела ни малейшего представления. Что, интересно, имел в виду Лешка, говоря об этом? Может, охоту на чужих любовниц, а?..

— Вот! Умница! — обрадовалась тетя Тамара, хватая ее под локоток и увлекая к подъезду. — Милиция тоже так считает! Они предполагают, что этот воришка живет где-то поблизости и очень хорошо изучил странности стариков. Мы ведь по времени все живем, так ведь. Вот и…

Договорить тетя Тамара не успела. С другого бока к Даше притиснулась чья-то плотная крупная фигура, и знакомый, до отвращения просто знакомый, голос проговорил для всех и для Даши прежде всего:

— Я провожу Дарью, Тамара Михайловна. Спасибо вам.

Королев! О боже правый! Только не это! Она устала, издергалась, испереживалась до такой степени, что ни на что у нее просто нет сейчас сил. На то, чтобы противостоять Королеву, тоже.

— Идем, еле на ногах стоишь, — проворчал Королев, увлекая ее в подъезд. — Ну разве можно так над собой измываться! Что с тобой вообще? Почему ты так выглядишь… странно.

— Я болела, — еле слышно ответила Даша и уклонилась от его заботливого взгляда, сверлящего ей теперь переносицу. — Вышла пройтись и купить что-нибудь из продуктов.

— И где же продукты? — насмешливо поинтересовался Володя, тронув коленом ее пустую дамскую сумку. — Не потеряла, нет?

— Слушай, Королев! — вспылила тут же она. — Мне нет дела до тебя, до свидания.

— Зато у меня есть до тебя дело. — Казалось, он не слышит ее, не видит ее протеста, без лишних слов отобрал у нее ключ, распахнул дверь в ее квартиру и почти впихнул со словами: — Входи, входи, не упрямься. Придется стать тебе родной матерью, раз брату некогда и тебе не хочется…

И как это ему удалось так быстро и так целенаправленно затронуть то, что давно в ней плескалось и рвалось наружу? Как это у него так получилось заставить ее начать жалеть себя?

Разревелась конечно же. Разревелась, уткнувшись прямо в его куртку, прямо на пороге. И даже позволила гладить себя по волосам, и даже позволила себе не заметить, как Королев украдкой целует ее висок.

— Ну, ну, давай успокаиваться, — приказал он не очень строго, скорее ворчливо. — Давай разуваться, раздеваться, кушать и отдыхать.

— М-мне н-нельзя от-тдыхать, — проплакала она, все еще пряча лицо у него на груди. — У мм-меня д-делаа-аа…

— Пускай будут и дела, но после отдыха. Идет? Давай мы с тебя снимем ботиночки, курточку.

Он возился с ней, как с ребенком. Усадил на маленькой табуреточке в прихожей. Снял с нее ботинки, втиснул ступни в домашние тапки. Потом расстегнул куртку, стянул ее и аккуратно пристроил на плечиках на вешалке. Она редко ими пользовалась. Кинет куртку на крючок — и дело с концом. А Королев, он же основательный.

— Ну, идем, я тебя чаем напою.

Провел ее в кухню. Очень осторожно, будто стеклянную, усадил возле окна. Прямо на то самое место, где любил сидеть ее брат. Это вызвало новые слезы. И снова Королеву пришлось ее утешать, встав перед ней на одно колено и поглаживая и тихонько поцеловывая.

— Я в порядке! — шарахнулась от него Даша, когда уловила вдруг, что губы его все настойчивее, а дыхание все труднее. — Давай пить чай, Володя.

Он не упорствовал. Засуетился с чайником. Загремел чашками, блюдцами. Полез в холодильник и долго и нудно ворчал, что она совершенно ничего не ест и что сыр уже плесенью покрылся, превратившись в ископаемое. На стол, наконец, накрыл, аккуратно нарезав копченой колбасы из своего пакета и распаковав пачку овсяного печенья оттуда же. Заварил ей сразу два пакетика: один черный, второй зеленый. Размешал тщательно одну ложку сахара, пояснив, что много вредно. Вложил ей чашку в руки и по-отечески пообещал:

— Пока не выпьешь, не съешь все, что я нарезал, из-за стола не выпущу. И давай-ка рассказывай, что у тебя за проблемы. Отчего глаза на мокром месте? Тебя не Тамара Михайловна расстроила, нет?

Даша мотнула головой, снова почувствовав в горле удушающе отвратительный комок. Вот навязался он ей еще со своей заботой! Клюет и клюет в самые уязвимые места, а ей же больно от этого, ей же плакать хочется снова и снова.

— А кто тебя расстроил, Дашенька, кто?

Умные глаза Володи Королева смотрели на нее по-доброму и с заботой. Почему было не поделиться с ним своей бедой, тем более что Лешка ему всегда симпатизировал. Уж если незнакомой девице все рассказала и даже собралась с ней уже менее чем через час на дело, то почему Королева обойти вниманием. Не чужой же, в самом деле!