Отряд, состоящий из подчиненных существ, действовал как единый организм, как единое тело, а разум этого тела заключался в плоти одного-единственного унгара. Это было удобно и уже доказало свою эффективность.

Командиров Шаггону поставляли вербовщики. Сам призрак, невзирая на все его могущество, был прикован к Урангрунду и не мог покинуть черную крепость…

По всему Лаару — и прежде всего, конечно, по Темной его стороне, — вербовщики Шаггона разыскивали тех, кто способен был управлять мертвяками и прочей нежитью, и приводили их под знамена своего повелителя. Некоторых он инициировал — обращал в личей или магов-скелетов… Участь не такая уж незавидная, как могло бы показаться какому-нибудь полудохлому приверженцу Света; многие из не-мертвых командиров стали по-настоящему выдающимися полководцами. Среди них были поистине великие унгары, а возможностей для проявления дара в армии Шаггона было предостаточно.

…Вербовщик взял предложенный ему кувшин и вылил в разинутый рот кровь широкой струей. Отчетливо ударил в ноздри запах падали. Вербовщик шумно проглотил питье, удовлетворенно крякнул и воскликнул:

— Люблю с гнильцой! Иногда хочется хлебнуть тухлятины… Сейчас попробую угадать, чья это кровь. — Он просмаковал последний глоток, как истинный ценитель, причмокнул губами. — На молодую женщину не похоже… Парень. Да, парень. И притом из тех, кто может иметь детей. У таких привкус, знаете, эдакий… с кислинкой. Забавно! Жаль, что эту способность нельзя заполучить, сожрав кого-нибудь или выпив его кровь. Эй! — рявкнул вдруг Вербовщик на Хейта (который, впрочем, нимало не убоялся). — Прав я насчет парня-то? Кого ты выпотрошил ради меня?

— Ты, как всегда, абсолютно прав, Вербовщик, — угодливо поклонился Хейт. — Это был молодой мужчина, способный к воспроизводству.

А Халеда рассмеялась, и ее ужасное огромное тело заколыхалось.

Вербовщик хмыкнул, его усы густо налились кровью.

— Я ведь знаю, о чем вы тут думаете! — заявил он. — Занимаетесь вашими маленькими делишками и надеетесь отсидеться в своих норах… Ну так не надейтесь! Грядет воистину великая битва, и в этой битве навстречу нам выйдут силы, которых мы еще не видели… Недалеко от Урангрунда…

Вербовщик вдруг замолчал, как будто вовремя спохватился и теперь поздравлял себя с тем, что не разболтал лишнего.

— Ты угощайся, угощайся, — сказал Хейт.

Новая боль скрутила Эгертона. Во время всего этого разговора тоаданец находился поблизости. На него не обращали внимания: Хейт привык к тому, что маг влачит жалкое существование и, в общем-то, не стоит даже тех отбросов, которыми его кормят из милости, а Вербовщик попросту принимал его за прислугу.

Болело так нестерпимо, что Эгертон едва не вскрикнул. Ему казалось, будто некто незримый вонзает в его грудь раскаленные прутья. Что бы это ни было на самом деле, оно могло причинить в дальнейшем серьезные неудобства. А что, если приступ настигнет Эгертона в неподходящий момент, когда нужно будет быстро действовать, применять магию или просто сражаться — физически? Последствия могут оказаться самыми плачевными.

Эгертон закрыл глаза, переживая атаку боли, и вдруг как будто наяву увидел Тегамор. Магиня сидела у окна в своей башне, в лаборатории, заваленной свитками и тем, что на первый взгляд могло бы показаться обычным мусором: сушеными листьями, горстями земли, обломками веток. В первое мгновение Эгертону подумалось, что Тегамор намерена соорудить чумной тотем, настолько похожей на эти жуткие овеществленные предвестья скорой гибели была гора предметов, в которой копалась хозяйка лаборатории. Однако она, похоже, даже представления не имела о чумных тотемах. Впрочем, никто не может понять, что это такое, если не увидит воочию.

Раздосадованная какими-то помехами в своей деятельности, Тегамор с силой всадила кинжал в стену комнаты. Лезвие из магического металла легко вонзилось в камни. Оно и было, как с удивлением понял Эгертон, источником его боли.

Он сохранил связь с домом, с которым сросся, когда у него имелась третья рука! С одной стороны, это, разумеется, создавало проблемы. Тегамор могла причинить ему вред в любой миг, когда только ей вздумается. С другой — Эгертон при желании получал возможность наблюдать за магиней и видеть все ее поступки. Или не все? Кое-что он слышал и ощущал, пока находился в заточении. И происходило это благодаря третьей руке. Сейчас третья рука «мертва» (если можно так выразиться о конечности), но обостренная чувствительность во всем, что касается дома Тегамор, похоже, сохранилась. Если не стала еще более острой.

Нужно научиться блокировать эти ощущения, иначе дело может повернуться слишком уж неприятной стороной. Как бы Тегамор не вступила с ним в ментальный поединок воль и не подчинила его себе.

Тегамор выдернула кинжал из стены и потыкала им в кончики своих пальцев. Выступила кровь. Магиня облизала руки, нарисовала красной капелькой узор на своем лице и снова наклонилась над кучей мусора. Возможно, некоторые элементы можно вживить в карту при помощи собственной крови… Сейчас она работала именно над этим.

«Карта? — подумал Эгертон. Он был уверен в том, что не ошибся, — Тегамор составляет свою магическую карту? Пытается соединить живое и неживое? Близкое и отдаленное?»

Он видел ее обнаженной по пояс, с кинжалами, «живущими» в ее теле. Тегамор зашла довольно далеко в своих исследованиях, а чем может оказаться подобная карта — об этом Эгертон догадывался. В руках честолюбивого мага она станет ужасным оружием. Если Тегамор преуспеет, она научится насылать бури и ураганы, способные разметать армию в считаные минуты, а может быть, и сумеет перемещаться на любые расстояния в мгновение ока.

Тем временем боль отступила, и Эгертон снова начал прислушиваться к тому, что происходило у него перед носом. Там ничего нового за время «отсутствия» мага не случилось: Вербовщик продолжал разглагольствовать, Хейт слушал и подавал ему все новые угощения, а Халеда бессмысленно хохотала, сотрясаясь всей своей жирной тушей.

— Среди людей на Светлой стороне ходят слухи о том, что появились какие-то там «Ангелы Света», — рассказывал Вербовщик. — Весь Тугард, вся степь в сильнейшем возбуждении, а их император Орвас, как обычно, зашевелился. Очень шустрый человечек. — Он хмыкнул. — Как всегда, его главная задача — «противостоять Тьме». Он старательно собирает армию. Больно наблюдать за тем, как он там копошится. — Вербовщик скривил рот, изображая то, что, по его мнению, должно было считаться гримасой страдания, а затем оглушительно расхохотался. — Конечно, мы не можем принимать всерьез всю эту армию уродцев, слабаков и недобитков, однако Шаггон считает, что мы обязаны выступить и покончить с Орвасом и с Тугардом раз и навсегда. Великий Шаггон, естественно, прав, и моя задача — поиск унгаров, которые могли бы служить Шаггону верой и правдой…

Вербовщик был сильно пьян и удручающе многословен.

— В любом случае мы, очевидно, видимся в последний раз, — заявил он наконец.

— Почему, о великолепный? Нам будет не хватать тебя! Каждое твое появление в нашей таверне — огромный праздник! — засуетился Хейт.