Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стас на пару секунд задумался.
— Ты беги к книжной лавке, предупреди Чайникова. А я погнал на кладбище. Может, мне удастся что-нибудь подслушать. Поняла?
— Поняла!
Ребята ринулись в прихожую.
— Юля, Стас! — Сонечка вконец запуталась. — Куда же вы?! Объясните, в чем дело?!
— Потом, Софья Николаевна! — крикнул учительнице Брыкин.
— Потом, Соня! — крикнула сестре Юлька.
И, выскочив на улицу, они разбежались в разные стороны.
Юлька помчалась на трамвай, а Стас — на метро.
Брыкин сбежал вниз по эскалатору, влетел в вагон, доехал до «Владимирской», перебежал на «Достоевскую», опять влетел в вагон, доехал до «Литовской», взбежал вверх по эскалатору, выскочил на улицу, вскочил в троллейбус, доехал до Расстанной и помчался на Волково кладбище.
На кладбище Стас примчался весь в мыле. Ну, то есть потный. На часах было без трех минут четыре.
В отличие от Софьи Николавны, Брыкин никогда на «Литераторских мостках» не был и потому понятия не имел, где могила Тургенева. Но на стене церквушки висел план — кто где похоронен.
И вот Стас уже стоял рядом с массивным надгробием, на котором было написано:
ИВАНЪ СЕРГЕЕВИЧЪ ТУРГЕНЕВЪ
1818–1883
Лавочка находилась в нескольких шагах от надгробия. А рядом с лавочкой — на асфальтированной дорожке — Брыкин увидел крышку водосточного люка. «А что, если залезть в этот люк?» — подумал Стас.
Брыкин огляделся. Кругом никого.
Действовать следовало решительно и быстро. В любую минуту могли появиться бандиты.
Стаc сдвинул решетчатую крышку в сторону, залез в люк и поставил крышку на место.
Прошло десять минут… пятнадцать… Бандиты и не думали появляться.
«Наверное, встреча все же в книжной лавке», — решил Стас и уже хотел вылезать из люка.
Но тут на крышку наступила чья-то нога. Сердце у Брыкина екнуло. Это была нога старушки, то есть Жуликова, загримированного под старушку.
Картошка сел на скамейку и закурил. Через пару минут к нему подошел какой-то человек. Стасу были видны лишь военные ботинки и форменные брюки.
«Надзиратель!» — догадался Брыкин.
— Вы случайно не родственник Тургенева? — спросил надзиратель.
— Нет, — ответил Жуликов, — я родственник Чехова.
Стас понял: это пароль.
— Ну что, принес? — сразу перешел к делу Картошка.
— Принес.
— Давай.
— Держи.
Замолчали. Видимо, Жуликов читал записку.
— Все тип-топ, братан, — раздался через минуту его веселый голос, а вслед за тем послышался звук рвущейся бумаги. Картошка порвал записку и бросил клочки на землю. — А на словах он ничего не просил передать?
— Нет, ничего. Он и записку-то не хотел писать. Я его полчаса убеждал, что в тюряге по приказу Папы работаю. Ну, он чиркнул несколько слов — будто бы жене. Ты хоть въехал, о чем он пишет?
— Въехал, братан, въехал.
— И что Папе передать?
— Передай, что штамм скоро будет, — обронил загадочную фразу Жуликов.
— Штамм? — повторил надзиратель. — А кто это?
— Папа знает, кто, — хмыкнул Картошка.
Надзиратель поднялся со скамейки.
— Мне пора идти.
«Ну где же Чайников с группой?! — досадливо думал Брыкин, сидя в люке. — Ведь уйдет же!.. Уйдет!..»
И надзиратель действительно ушел.
А следом за ним ушел и Жуликов.
Стас вылез из люка и собрал с земли обрывки записки. Картошка порвал ее не очень мелко; правда, несколько обрывков унесло ветром. Поэтому, когда Брыкин соединил все части в единое целое, получилось вот что:
«…возможность написать тебе. Принеси шерстяные носки. В камере собачий холод. Передавай от меня привет кукольнику Шишкину. Больше писать не могу, меня вызыва…»
Не успел Стас все это прочесть, как раздался пронзительный звук милицейских сирен — вау-вау-вау… К воротам кладбища на сумасшедшей скорости подлетели два спецавтобуса. Из них, словно горох, посыпались бойцы группы захвата. В касках, масках, бронежилетах…
С автоматами наперевес они бросились на кладбище.
— Руки на надгробие! — приказал Брыкину один из бойцов. — Ноги на ширину плеч! Быстро!..
— Да я… — начал Стас.
— Молчать! — На Брыкина уставился черный зрачок автомата. — Делай, что приказано!
— Отставить! — К могиле Тургенева подошел Саша Чайников. — Вы что, ефрейтор, мальчика от бандита отличить не можете?
— Это мальчик?! — Боец поправил съехавшую на глаза маску. — Фу ты, черт, не разглядел. Извини, паренек.
— Да ладно, — сказал Стас.
Чайников посмотрел на пустую скамейку.
— Ушли, — понял он.
— Ушли, — подтвердил Брыкин. — Эх, вам бы минут на пять пораньше приехать.
— Да мы сразу сюда помчались, как только Юля нам сообщила.
— А где она?
— Я здесь. — К могиле подошла Оладушкина. — Стае, тебе удалось что-нибудь подслушать?
— Не только подслушать. — Брыкин показал на собранную из обрывков записку, лежащую на скамейке. — Вот, читайте.
Чайников и Юлька прочли.
— Ясненько, — сказал Саша. — Значит, футлярчик спрятан в квартире Шишкина.
— Он взглянул на Стаса. — А ты надзирателя запомнил?
— Нет, не запомнил. Он так сел, что я его из люка не видел.
— Из какого люка?
— Вот из этого. — Брыкин постучал ногой по решетчатой крышке. — Я тут прятался.
А о чем они говорили?
— Почти ни о чем. Надзиратель отдал Картошке записку и ушел. А, да, — вспомнил Стас. — Жуликов говорил о каком-то Штамме. Он сказал: «Передай Папе, что Штамм скоро будет».
— И все?
— И все.
— Хм, — Чайников озадаченно наморщил лоб. — Кто ж такой этот Штамм?
— Штамм по-немецки значит — «ствол», — сказала Юлька.
— Откуда ты знаешь?
— Я немецкий в школе изучаю.
— Угу-у. — Теперь Саша озадаченно наморщил нос.
«А что, если Штамм и киллер Ствол — одно и то же лицо? — размышлял Чайников. — Но тогда получается, что Картошка знает и киллера, и его жертву. А вдруг Картошка и заказал убийство Скальпеля? Да, но зачем ему это надо? Наоборот, Жуликов заинтересован в том, чтобы с Пафнутьевым ничего не случилось. Иначе от кого бы он узнал, где спрятан футлярчик?.. Ах да, футлярчик…» — спохватился Саша. И сказал вслух: