Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наденька, слава богу, пока не догадывается о моих истинных целях. Хотя эта псевдогейша мне все выложила при ней. Но я легко срежиссировала женский разговор по душам — мол, первая любовь, он был такой трепетный… а стал! «Кошмар-кошмар… нет, пожалуй, не буду отвечать на его приглашение тряхнуть стариной, раз он теперь — любитель клубнички. Ах, как хорошо, Ариночка, что вы для меня это сделали. Может, взять на вооружение новую услугу „Проверка вашего избранника гейшей-разведчицей“?! Ха-ха…» И далее в том же духе… Наденькина бдительность была убаюкана щебетанием. Ей чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не квасило. Оно и понятно… Хотя никогда нельзя знать наверняка, что она там себе на ус мотает. Эта гарпия вырвет свой кусок из любой пасти, да еще чужой добудет. Давно минули времена ее доброты. Хотя если затея выгорит — всем хватит, даже самым жадным. Чтобы провернуть прибыльное дело, надо не только молиться светлым силам, но и задобрить темные. Наденька теперь — их полномочная представительница. Бросим ей жирный кусочек — и нас минуют козни дьявола.
Столько вод утекло с тех пор, а мне все же неловко до сей поры вспоминать, как я убивалась по этому парню с каштановыми бровями. И наша домработница Марта поневоле была свидетельницей моих слез. Мало-помалу она стала моей верной наперсницей и щедро нагадывала мне на картах случайных королей. Хотя она понимала, сердечная, что ими сыт не будешь.
— Ласточка моя, вся эта романтика — только чтобы им, мужикам, жить припеваючи. Намучаешься еще с ними. Радуйся, что твой трясогуз сам удрал — значит, Бог тебя жалеет. Пока.
Но я-то, молодая дура, с ненавистью отбрыкивалась от божественной жалости. Родителям, как мне тогда казалось, было наплевать на мои страдания. А Марта была доброй. Без затей, но с природным умом. Не интриганка, но и не простушка. Виртуозно подстроила знакомство с Валеркой — вот он, случайный король, как будто подвернулся! Приличный парень на жигуленке — но тогда мне было плевать на машины, мой-то объект мечтаний и иллюзий вообще руля не нюхал. И что с того, что у отца была черная «Волга», — мне все наши семейные привилегии претили, я ж по юношескому протесту жалась к бедноте. Валери — так мне нравилось его называть — обаял меня в два счета. Он был старше меня — тогда казалось, что намного. Чуткий, заботливый и… теплый. Не то что мой папаша. Да и с матерью у меня отношения были, как покатый жесткий топчан. Но с истерической сердцевинкой — я с раннего детства чувствовала, что в нашей семейке у всех друг к другу страх и слезы. Валера после них — бальзам. Я влюбилась и только потом узнала, что наша чудная участливая Марта — его мать. Вовремя подсуетилась, чтобы сынок сделал хорошую партию. Я ее, конечно, не осуждаю, Валери достоин лучшего. Не осуждаю — убила бы только нежно! И вообще главное — все хорошенько обсмеять…
Марта, царство ей небесное, попыталась исправить мною Валерино невезение на женщин. Первая девушка его бросила, первая жена его мучила — он страдал, как и положено доброму молодцу не в сказке, а в миру. В сказке он вознагражден за подвиги, а в жизни нет конца его испытаниям.
Мы жили недолго и счастливо — пока не жили вместе. Любовь в старенькой машине, вся та нежная романтика, о корыстной подоплеке которой предупреждала Марта. Но рано или поздно слухи должны были долететь до родителей. Представляю, каково им было узнать о моем новом «хождении в народ»! Вот потеха… У меня мелькали догадки, что с моим первым мальчиком они повели себя точно так же — но в это мне поверить было трудно. Само бы рассосалось, зачем было вмешиваться, игра не стоила свеч. А вот с Валеркой я пошла на принцип. Он-то был хороший, не то что тот, которого даже первопроходцем не назовешь. Тот был с каверзой, с вредной компонентой. Почему он исчез без объяснений — исчез для меня? Мы встречались, разумеется, на факультете, но скользили мимо друг друга, как тени. Началось это без объяснений. Мои попытки заговорить он пропускал мимо ушей. Я настолько не понимала, что происходит… в общем, маменька определила меня в психушку. Там за меня взялись изуверы-докторищи и якобы щадящими препаратами — я ведь была на особом положении — закрепили мою неврастению. Так что Валери я досталась расшатанной, зато страстной. Особенно когда выпью. Но главу о том, как я сломала своему смиренному мужу ребро, мне хочется пропустить. Не люблю, как многие нынче, городить вокруг своего свинства оправдательный анамнез. Типа я была больна, у меня началась депрессия-агрессия, агония-бегония… Да запила я просто потому, что мне надоело все это долбаное хозяйство, картофельные очистки в раковине и пылища под диваном! И во все это тыкали носом меня, потому что, понятное дело, я баба и должна содержать дом в порядке и готовить муженьку разносолы. А это было совсем не по мне. Забыл Валери, из какой я спеси сделана…
Но Марта не забыла. Она отрицала очевидное и думала, что я принесу ее Валерочке статус и преумножу сбережения семьи. Потому что я не просто пьяньчужка — я благородных кровей. Она, глупая, завещала нам двоим свои сказочные сокровища, над которыми мы до поры до времени потешались во всю глотку. Но я вот что уяснила в своем первом и неповторимом браке: пока люди вместе ради секса и еды — все более-менее гладко. А вот когда появляются сны о чем-то большем…
Где у него кнопка?
Комендант встретил Еву голодной улыбкой и начал светскую беседу о гермафродитах. К чему бы? Ах да, только что он организовал ОЗОН — Общество защиты отклонений от нормы, членом которого пока числился в единственном экземпляре. Но его ряды, несомненно, будут расширяться, ведь любое отклонение, тем более яркое, — это знак божий.
— Чего-то попа у тебя стала твердая, как безе. У меня недавно была одна такая. Такая вся модная и едкая. Только как в анекдоте — умище-то ей девать некуда. Может, ты тоже поумнела? И затвердела…
Жил Комендант в престижном доме четырех статуй. Даже путь к нему был приятен — остроконечная высотка на берегу реки. Четыре статуи у парадного входа — это времена года. Изыск архитектора, пригласившего скульптора — своего пьющего друга. Легенда гласит, что тот запечатлел в мраморных формах своих матушку, жену, дочь и… некую таинственную четвертую ипостась женщины — может, просто утраченную в детстве сестру и не надо было усложнять и думать про любовницу? — которую, однако, родные приняли за банальный адюльтер. И семейной жизни талантливого ваятеля пришел конец. А если учесть, что он пил, все кончилось и вовсе плачевно. Многие, до кого долетели обрывки этой истории, напряженно искали среди статуй ту, роковую… но никто точно не знал, которая из них олицетворяла четвертую роль женского начала. Ходили слухи, что в четвертой есть тайник и там спрятаны сокровища Радзивиллов, чьим потомком являлся незадачливый скульптор. Комендант уверял, что несчастные зима, весна, лето, осень были не раз подвергнуты экзекуциям — вскрытиям, сдвигам и прочим унизительным для памятника манипуляциям. Словом, у дома была своя тайна — и это повышало стоимость здешней недвижимости.
— Терпеть не могу правдивые истории, Ева, — заупрямился Комендант, но это было его привычным ритуалом. Он никогда не слушал с первого раза, ему нужно было покапризничать и набить себе уже и без того немалую цену. И только потом он становился весь внимание. А пока он не мог понять, стоит ли ему ввязываться в эту историю. Какой-то муж зачем-то разорился, дурачок! Его обманула какая-то докторица, переделанная в торговку, — ну и так ему и надо, раз мозг уже размяк. И выручать его нет никакого смысла, ибо другой стервятник вскоре вновь разорит его гнездо. — Давай бросим монетку. Орел — я впишусь в ваш блуднячок. Решка — ты мне уступаешь эту ночь… Шутка! Не надо мне никаких ночей. Что я, ночь себе не придумаю?! Что я, лысый-закомплексованный-на джипе… Ты знаешь, что на джипах ездят лысые и закомплексованные, с которыми просто так ни одна приличная бейби не пошла бы, если бы не джип?