Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не выдерживаю глубины собственных чувств, бью Баграта в бок, чтобы отпустил, ослабил хватку крепких зубов.
Чувствую, как шершавый язык опять проходится по пылающей коже, а я смотрю в хмурое темное небо, ловлю приоткрытым ртом капельки дождя, ощущая, как жалящие поцелуи идут все ниже, очерчивают мою грудь, а затем спускаются совсем низко, заставляю щеки полыхать, а коленки подрагивать…
Умаров играет с моим телом, дозирует мощь, силу и нежность. Он изводит своим языком, губами. Я кусаю пыльцы, чтобы не кричать, но в какой-то момент просто теряю себя, шиплю, стону.
Хватаю мокрые короткие волосы на затылке и тяну со всей силы, только уже не понимаю, пытаюсь ли оттолкнуть, или, наоборот, притянуть сильнее, чтобы наконец-то достигнуть своего пика.
Не дает мне почувствовать эйфорию. Отстраняется. Обдает жаром дыхания, и я начинаю хныкать. Коленки подрагивают.
Только Баграт не отпускает меня, хватает крупными ладонями за коленки и не дает стыдливо их сомкнуть. Смотрит прямо в сосредоточие моей женственности. Замирает. Словно перед броском берет паузу. Острую. Яркую. Дает прочувствовать моему телу острый недостаток в нем, позволяет понять, насколько сильно я хочу этого ужасного мужчину.
Только небо над нами, глухое, темное, не переставая изливающееся дождем, словно слезами.
Губы начинают дрожать, распухшие, искусанные, но я не успеваю одуматься, не успеваю включить разум, вернее, попытаться… хотя бы попытаться сопротивляться тайфуну, который просыпается в Умарове, под который подпадаю я вся, целиком, без остатка.
Он приспускает штаны и нападает, хлесткий звук единения и я кричу, пропадаю, цепляюсь за сильную шею и царапаюсь. Все так остро, больно, непривычно, как в наш самый первый раз.
Баграт каменеет. Замирает. Заглядывает в мои ошалелые глаза. Тело под моими пальцами всегда подобно граниту, но сейчас мышцы каменеют, тяжелеют, распухают.
Умаров прикрывает глаза. Дышит носом. Заставляет себя остановиться на краткий миг, чтобы дать мне отдышаться, чтобы не задрать свою жертву насмерть.
Припадает ко мне, опять целует губы, проталкивает язык в самую глубину, заигрывает, ласкает, заставляет приоткрыть рот, чтобы ему было удобнее хозяйничать.
Пьет меня, целует так остервенело и вместе с тем так нежно, что у меня звездочки загораются под сомкнутыми ресницами.
Дождь капает с его волос на меня, а мне кажется, что этот мужчина заслонил меня своей широкой спиной от непогоды, от всех ненастий и бед…
Иллюзия. Умаров самая большая беда, которая может приключиться со мной…
Только об этом я сейчас думать не могу, мысли вообще вылетают из головы, когда Баграт вновь подается вперед, медленно, чувственно, давая прочувствовать литое тело до мельчайших деталей.
Провожу пальцами по могучим рукам, ощущаю, как взбухли вены, как они выпирают, разнося кровоток страсти по всему огромному телу мужчины. Очередной толчок и я кусаю его за губу, чтобы хоть как-то дать волю переполняющим меня до краев эмоциям.
Оттягивает голову, отпускает мои растерзанные губы и смотрит на меня. Его глаза сейчас темнее неба за его плечами. Странный блеск. Потусторонний.
Опять движение и у меня глаза закатываются, руки живут своей жизнью, поднимаются по влажной терпкой коже, опускаются на широкую шею, касаются колючих щек, провожу подушечками по острым скулам, ласкаю, стираю капельку крови, которая стекает с его брови.
А он… Баграт закрывает глаза. Дышит сквозь плотно сжатые зубы, словно контролирует себя, не хочет уж слишком зверствовать.
Пытаюсь расслабиться, подстроиться, но Умаров распахивает глаза и меня сносит бездной, черной, адовой, тягучей. Он начинает двигаться, рвется вперед, а я, не в силах выдерживать этот натиск, уже кричу, запрокидываю голову и рассматриваю тугие капли, которые падаю с небес, тело натягивается дугой и в следующий миг я срываю голос, ощущаю, как меня затапливает нашим обоюдным наслаждением, меня сносит и отправляет в какое-то периферийное состояние, и я даже не понимаю, что Баграт так и не отстранился…
Безумие отступает подобно волнам, прикрываю глаза и пытаюсь собраться, но стресс делает свое дело, я перестаю ощущать свое тело, чувствую, как взмываю вверх в сильных руках, как Баграт берет меня на руки и опускает на заднее сиденье.
Ощущения есть, а вот сил противиться нет. Сознание прячется в сладкой полудреме, ощущаю скорость, то, как уличные фонари мелькают и играют на моих веках, то вспыхивают, то тухнут. Вызывают резь.
Затем опять оказываюсь на руках Умарова. Тело начинает сильно знобить.
– Надя, посмотри на меня, – доходит до сознания хриплый голос, и я ощущаю руку Баграта на своем лбу.
Почему-то она холодная, а моя кожа будто пылает.
– Надя! – трогает меня, а у меня тело знобит, холод сковывает. Ледяной какой-то, я дрожу.
Чуть приоткрываю веки и упираюсь взглядом в черные глаза.
– Я…
Хватает сил лишь разомкнуть губы и отстучать зубами. Слышу, как мужчина переходит на свой язык, я не забыла эти резкие интонации, злость, с которой он цедит слова. Явно ругается.
Опять взмываю вверх и оказываюсь под душем. Сил нет на ногах держаться, и я понимаю, что держусь за шею Баграта, пока капли падают на мое тело, несут какое-то тепло и успокоение.
Его руки ласкают мою обнаженную спину, притягивают, а до сознания доходит, что Умаров по-прежнему в штанах. Зашел со мной под душ и держит в своих огромных лапах.
Все воспринимаю сквозь какой-то туман, и почему-то пальцы сами впиваются в покатые плечи неожиданно сильно, пока невыносимый мужчина намазывает мое тело гелем с кокосовым ароматом, который щекочет ноздри.
Понимаю, что Баграт смывает с меня грязь, головой упираюсь в литую грудь, ощущаю, как мягко его пальцы массируют кожу головы, намыливают волосы.
Здесь нет никакого эротического подтекста. Нет того буйства, под которое я попала минутами, или часами, ранее.
Вода резко прекращает литься на нас, глаза закатываются. Я силюсь сохранить свое сознание, и пока Умар обматывает мое тело полотенцем, я нахожу в себе силы, чтобы промычать:
– Домой… мне надо… д-домой… п-пожалуйста… Б-брошка…
Опять вижу глаза Баграта перед собой, они становятся какими-то злыми, пульсирующими, когда он выдыхает:
– Ты бредишь, Надя… у тебя жар… доктор уже едет…
Его глухой голос покрывается ватой, я едва воспринимаю его речь, руки тяжелые, дергаются, хочу удержать Умара подле себя, хочу дотянуться, но пальцы слабеют, падают на кровать, словно к ним свинец прицепили и пару гирь в добавку.
– Брошка… – выдаю сипом.
Сердце рвется на части. Чувство вины затапливает, в глазах рождаются слезы, но тяжелые веки не открываются.
Голова пульсирует болью, отдает в виски. Словно кто-то ударяет молотом, выдерживает время, дает прочувствовать всю силу и повторяет движение вновь.
Кусаю губы, дыхание вырывается сквозь сжатые зубы.
– Тише, тише… Надя…
В голосе Умара слышится какой-то надрыв. Впервые такая интонация. Хочу открыть глаза, чтобы посмотреть в лицо мужчины, который опять возник в моей жизни, и все летит в самое пекло, но не могу…
С ним я ничего не могу. Ни противиться, ни сопротивляться и сейчас хочется свернуться клубочком и немного отдышаться.
Только и этого не получается.
Кто-то тянет за веко, светит фонариком, хочу уйти от острого света, защититься, но прохладные руки останавливают, придерживают, а чужой, но очень теплый голос проговаривает:
– Тихо-тихо, милая, без резких движений. Нельзя…
Не знаю, почему я подчиняюсь этому голосу. Мужскому, глубокому. Этот голос очень напоминает тембр моего названого деда Вениамина Игоревича.
Стоит вспомнить, как в сердце колет.
– Тише… Наденька…
Такой же добродушный мужчина аккуратно проводит шершавыми подушечками пальцев по моему телу, деликатно трогает, почти не касаясь, а затем я слышу жесткое:
– Навалял ты делов, Умар… Будь я помоложе, лично бы тебе все кости пересчитал…
Слышу стук, словно кто-то бокалом по столу шваркнул, и дергаюсь, боль как от прострела. Отдает пульсацией в затылок и позвоночник.
Перед глазами искры. Одного этого
