– Отвечай, или щас получишь!

Я поднимаю глаза. На боковой скамейке сидит тип в пирсинге и татуировках, с уложенной гелем прической а-ля дикобраз. Рядом с ним дружок – бритый череп и щетина под носом. Похоже, они ненамного старше меня, но видно, что ребята серьезные: кроме наручников на них надели кандалы, которые мешают ходить. Я говорю, что борюсь против чипов. Они сразу добреют.

– Так ты с нами, круто!

– Не разговаривай с ним, чувак! – нервничает бритый. – Иначе схлопочем код 14. Трое – это уже террористическая группировка!

Я киваю. К счастью, у меня еще не пропала интуиция: я сразу почувствовал, что они – политические. Те, кому исполнилось тринадцать, но они решили сопротивляться имплантированию чипов и не приходят по повестке. Инфантилы-диссиденты – так их называют. Их ловят и чипируют насильно, а потом тут же промывают мозги. Ради их же блага. Иначе они могут вскрыть себе череп и попытаться выковырять чип. Они часто увечат себя. Об этом рассказывали в вечерних новостях.

Я изо всех сил пытаюсь удержаться за мир, из которого пришел. Веду себя так, чтобы эти призраки забыли обо мне, чтобы я исчез из их поля зрения. Привстаю, поворачиваюсь к ним спиной. И застываю на месте. На противоположной скамейке сидит девочка нашего возраста, тоже в наручниках, и, улыбаясь каким-то своим мыслям, постукивает пальцами по коленкам. У нее самое красивое лицо из всех, что я когда-либо видел. Пожалуй, даже слишком красивое. С прозрачно-зелеными глазами и каштановыми волосами, на редкость уродливо подстриженными – словно для того, чтобы притушить красоту ее черт. У меня возникает чувство дежавю. Наверное, я встречал эту девушку когда-то, но не задерживал внимания, как на существе из недоступного мне мира. Я замечаю желтые пятна на большом пальце ее правой руки. Такие пятна оставляет баллончик с краской, которым расписывают стены.

Она чувствует мой взгляд. Ее улыбка гаснет, пальцы на коленях замирают. Она поднимает глаза. Они у нее необыкновенные, почти прозрачные. Я говорю «привет». Девушка отворачивает край куртки неонового цвета, помогая себе подбородком и левым наручником. Я вижу висящий у нее на шее планшет. Она дотрагивается до экрана, и на нём возникает надпись крупными буквами:

– ПРИВЕТ, МЕНЯ ЗОВУТ КЕРРИ. Я НЕМАЯ.

Я неловкими жестами и выражением лица показываю, что очень сочувствую. Жестами, которым мешает цепь наручников, Керри показывает мне, что я могу говорить с ней, она не глухая. Я молча киваю. Горло сжимается при виде ее беспомощных рук на цепи. Наручники – самая страшная цензура для немого.

– Тебя поймали за граффити? – спрашиваю я.

Она с невинным видом быстро прячет желтый палец под указательным и средним.

– Кусок сала положил глаз на красотку! – ухмыляется бритоголовый. – Не догоняешь, что тебе ничего не светит, жиртрест?

Я морщу лоб, глядя на Керри. И вдруг узнаю ее, несмотря на обкромсанные волосы и панковский прикид. Я вижу ее – с накладными ресницами, на шпильках, с широкой блестящей лентой через плечо и в короне, торжественно проходящую по стадиону перед телевизионными камерами во время менбольного матча. Это юная мисс Объединенные Штаты! Странно видеть ее в обычной одежде. А еще непонятно, почему такая знаменитость развлекается разрисовывая стены на глазах у бригады по делам малолетних преступников. Это больше похоже на отчаянные провокации тех ущербных людей, которые не знают, как привлечь к себе внимание. Я говорю:

– Приятно познакомиться.

Она покачивает указательным пальцем и, кивнув, указывает на себя большим, отвечая мне, если я правильно понял, что ей еще приятней, чем мне. Я заливаюсь краской. При моих жирах это больше похоже на насмешку. Или она не только немая, но и близорукая. Она продолжает что-то показывать, но мне непонятен смысл ее жестов.

Я отворачиваюсь. Не надо знакомиться с ней ближе. Так я сам загоню себя в ловушку. Я не принадлежу к этому слою пирога, а лишь ненадолго зашел в это прошлое, чтобы исправить одно событие, а оно изменило весь расклад. Я больше ничего не контролирую, мне обязательно надо вернуться на ту развилку моей жизни, где я выбрал неправильный путь. Но если я влюблюсь в такую красотку – всё, я пропал. Потому что вся энергия, которая нужна мне, чтобы вернуть власть над временем, утонет за несколько секунд в прозрачных глазах, в которые так трудно не смотреть.

Любовь с первого взгляда. Вселенская катастрофа, разразившаяся без предупреждения. Я зажмуриваюсь и сжимаю зубы, продолжая трястись в фургоне. Однако юная мисс Объединенные Штаты существует и в моей реальности. Что мне мешает встретиться с ней в будущем, откуда я пришел? И если она западает на толстяков, я просто вернусь к моему нынешнему весу.

Утешившись, я вновь вызываю образ себя, пишущего на ивовой коре месяц спустя. Меня здесь больше ничто не держит. Я пришел в эту реальность благодаря воле и концентрации и покину ее тем же путем.

Чудо-ива, верни меня в настоящего Томаса.

Кажется, сработало. Звуки вокруг затихают. Я чувствую, что становлюсь легче, словно тяжесть внутри растворяется. Не представляю, что будет дальше. Может, я вообще дематериализуюсь? Остановится ли это параллельное время, если я исчезну из него, или будет существовать дальше? Я больше не чувствую тряски фургона. Меня охватывает оцепенение, безмятежная дремота – ощущение гораздо более приятное, чем я ожидал. Больше ничего не надо делать. Это как морской отлив, который вернет меня к отправной точке.

Я вздрагиваю от того, что кто-то схватил меня за руку. Открываю глаза и сталкиваюсь с тревожным взглядом Керри. Она сжимает мои пальцы словно для того, чтобы я не потерял сознание. Но в ее взгляде я вижу и другое: она хочет удержать меня в этом мире. Будто почувствовав, что я пришел из другого, и решив, что мне не надо в него возвращаться. Она медленно качает головой. А потом начинает быстро-быстро хлопать ресницами.

Это вызывает во мне сильнейшее потрясение. От прикосновения ее пальцев меня захлестывает волна радости, чувство освобождения, невесомости, безмятежности. Передо мной возникают картины: рушатся стены, распахиваются тюремные ворота, здания министерств полыхают в огне… Но вот вспышки тускнеют, становятся реже, рассеиваются. Я взрослый, я уже старик, мы идем с ней среди разрухи, купаясь в нежности друг друга, доброте, понимании… Неужели в этом мире меня ждет такое будущее?

Фургон останавливается. Дверцы раскрываются, и полицейские грубо вытаскивают нас наружу. Я щурюсь, ослепленный солнцем, внезапно вынырнувшим из-за облаков. И тут я понимаю, куда нас привезли. На Голубой холм. Меньше чем в ста метрах находится Министерство энергоресурсов, где Лили Ноктис еще не сменила Бориса Вигора, а значит, не назначила моего отца министром природных ресурсов. Мне не на кого рассчитывать.

Перед нами паркуются три армейских джипа. Командир бригады быстро сортирует нас и отдает солдатам приказы: двоих «диссидентов» отправить на имплантирование чипов в Министерство здравоохранения, Керри – в департамент по связям с общественностью Министерства образования, а меня – в отдел, чье кодовое название мне ни о чём не говорит.