Отсутствовала она и в метро, и на работе, и даже когда у нее завис компьютер, а начальник срочно требовал завершить отчет о достижениях отдела, она не вынырнула из своего отсутствия, только набрала по внутреннему номеру компьютерный отдел.

– Срочно, – произнесла она одно слово и повесила трубку.

Этого было достаточно: высветившийся номер укажет, в какой кабинет идти, а слово «срочно» придаст должное ускорение. Ее немного побаивались, а может, и недолюбливали, но она не давала себе труда думать об этом. Конечно, она не доросла до бизнесвумен, но коллеги ее были совсем молоды, и в свои двадцать шесть лет для многих она была как бабушка.

Это было время, когда нефть только начала дорожать, трудовые единицы стали стремительно размножаться в мутных водах Офисного океана и еще не знали, что в недалеком будущем будут унижены званием «офисного планктона». Каждому тогда казалось, что он – будущая акула. Поступательный рост зарплат, а главное, молодость питали это убеждение.

Компания, в одном из кабинетов которой сидела Ия, не была исключением. Да и сама Ия исключением тоже не была. Исключений ей хватало и дома.

Она много работала, к ней прислушивалось начальство. Папочка, коммуналка, Люсьен и вся личная жизнь находились за пределами офиса, скрытые ширмой из выстроенного образа успешной карьеристки. Вот удивились бы ее подчиненные, заглянув за эту ширму на кухню, совмещенную с ванной.

Привычка таиться, недоговаривать, не афишировать сыграла на руку. Ия умела лавировать и мягко нападать, отстаивая интересы своего отдела, соглашаться и уходить от ответа, балансировать на грани «да» и «нет», быть лояльной, когда хочется плюнуть в лицо и хлопнуть дверью. Как хамелеон, она могла окраситься в нужный цвет и, если потребуется, в интересах дела даже покрыться пупырышками. Она была комильфо, ее повышали и ставили в пример.

Отношения с мужчинами на работе были ровными, приятельскими. Бывало, кто-то из них начинал ее раздражать. Тогда она мягко, но настойчиво брала источник раздражения на крючок и плавно, не спеша вела к увольнению. Разумеется, если выполняемые им функции были в ее компетенции.

Так что слово «срочно» можно было не говорить, достаточно просто, например, хмыкнуть в трубку. Она оттолкнулась ногами от пола и откатилась в сторону от компьютера. Лучше было бы написать заявку на новый, но сейчас ей было не до работы.

Компьютерщик не шел, она достала из сумки бутерброд и потянулась за кружкой с остывшим кофе. Перекус на рабочем месте не приветствовался, но она была одна, и по утрам Папочка настойчиво клал ей в сумку бутерброды.

Наконец появился компьютерщик, похожий на щенка сенбернара: очень большой и неуклюжий.

– Были дела поважнее? – поинтересовалась Ия. – Арнольд Александрович ждет отчет, а вы не можете обеспечить нормальную работу техники!

– Я первый день работаю, еще не выучил, кто где сидит, – ответил он дружелюбно из-под стола, под которым с трудом разместился. – Скоро всех запомню. Меня за вашим отделом закрепить хотят.

«Ну, это мы еще посмотрим», – подумала Ия, жуя бутерброд и запивая холодным кофе. Кажется, у нее появилась новая жертва, страдающая нерасторопностью. Гигантский патлатый увалень.

Рабочий день брал свое. Она потихоньку выныривала из мыслей для того, чтобы с головой окунуться в офисные дела, которые часто для того и существуют, чтобы заменить то, что для нас важно.

– Кого вы мне прислали? На помойке вы компьютерщиков, что ли, находите? – бросила она пробный шар в кадровичку на общем собрании после обеда.

Такой ход был дозволен, они находились в одном весе, а проявить принципиальность в кадровом вопросе никогда не лишне.

– Хороший парень! – парировала та. – Вежливый, старательный. Он один у мамы, на двух работах пашет. По ночам в компьютерном клубе смены берет.

– Оно и видно, – фыркнула Ия. – Зато по утрам еле шевелится. Вы же понимаете, что это ненормально? Он так долго не протянет.

– Не выдержит встречного ветра в лицо, как говорит Арнольд Александрович, – хихикнула начальница отдела рекламы, та еще стерва.

Ия заговорщицки поддела союзницу ногой под столом. Ее отдел маркетинга работал в одной связке с отделом рекламистки, которая нравилась Ие именно своей стервозностью, хотя с ней надо было держать ухо востро, что в офисных реалиях значит – дружить.

Почувствовав себя в меньшинстве, кадровичка подняла белый флаг:

– Девочки, не трогайте его хоть на испытательном сроке. Месяц посмотрим, а там решим, подходит он нам или нет.

– Да я что, я – ничего, – сделала невинные глазки Ия, принимая капитуляцию соперницы. – По мне так пусть работает. Только донесите до него в доступной для восприятия форме, что в нашей фирме реагировать на возникающие проблемы принято быстро вне зависимости от того, чем ты занимаешься ночью.

Дальше день пошел как обычно, и задержалась она на работе тоже как обычно. Придя домой, она услышала шум на кухне – как обычно. Папочка отработал сутки, выспался днем и теперь о чем-то оживленно спорил с Люсьеном и Понтием.

Одиссеев в квартире не наблюдалось. Ия передернула плечами и двинулась на кухню. Компания, Папочка и даже их темная квартира-расческа превратились в одно целое. Она не знала, как вытащить его и себя из этих дебрей.

– Я устала, – коротко сказала она, присаживаясь на подвинутый Люсьеном стул.

– Устала она, – пьяно протянул Папочка и вскинул голову. Его взгляд, затянутый мутной пеленой, говорил о том, что пьют они, пожалуй, с обеда.

– Жареной картошечки, – подсуетилась Понтий. – Кушай, девочка моя, раз устала.

Норма терлась у ее ног. В ванне «заквакали» лягушки. Как в первое утро здесь. С тех пор ничего не изменилось, разве что ванна просела еще глубже, сильнее стало капать в арку и ушло куда-то веселье.

Отлично выносимая «легкость бытия» стала невыносимой, какой ей и следовало быть по определению писателя, которым все тогда увлекались. Наверное, он был прав: если задумываться о своих поступках постоянно, жизнь станет невыносимой. А чтобы выносить ее, надо жить здесь и сейчас, и никаких долгоиграющих проектов. Но так жить невыносимо.

– Нет, а что ты не говоришь ничего нам? Мы что, второй сорт, а ты у нас королевишна, – тянул свою песню Папочка.

Ему хотелось ссоры, но Ия решила не поддаваться и отвернулась.

– Нет, а что ты отворачиваешься? Ты мне скажи: дерьмо, видеть тебя не хочу. Скажи, не стесняйся, все, что думаешь!

– Иди спать!

– Не командуй! – покачивался на стуле Папочка. – Хочу – пью, хочу – сплю.

– Ну, пей, – встала Ия из-за стола.

– Сиди, – дернул обратно Папочка.

– Сижу.

– Скажи мне, что я – дерьмо.

– Ты – дерьмо, – от всей души сказала Ия.

– Ах, я – дерьмо? Нет, что ты сказала? Так я, значит, дерьмо? Получай! – ладонь Папочки проехалась по ее щеке. – Ты думаешь, я ничего не знаю? А кто изменял мне с Мафией, ну-ка припомни? Мне сегодня Муха все рассказала. Обмануть меня думала? Я тебя, сука, урою! Ты – моя, моя… Тьфу!