подняться и выразить признательность за его изысканную учтивость. В полутьме пересекая двор, он усмехнулся, а потом принялся насвистывать мотивчик Aupres de ma blonde, достаточно громко, чтобы его было слышно в освещенной комнате. Как знать, а вдруг завтра ему улыбнется удача.

Девушка немного взволновала его. Она разбудила в нем ощущение нехватки чего-то важного, чувство, которое более или менее отчетливо проявляется у всех мужчин, лишенных женского общества, так что им приходится впадать в крайности, от опасной сентиментальности до явной непристойности. Такой перекос сознания просто необходим, чтобы не свихнуться, поскольку этот голод не насытишь грезами и мечтаниями. В отвратительном трепете от близкой гибели люди инстинктивно ищут любви, потому что им кажется, что только она подтверждает их реальное существование. В окопах это чувство нехватки стирается, но моментально начинает вновь давить на человека, как только он подступает к границе цивилизованной жизни, ибо, по сути, это всего лишь природные потребности мужчины — потребность в пище, потребность в женщине, — естественные потребности, физиология. В окопах все усилия человека направлены на то, чтобы избежать гибели, и это полностью забирает его внимание и силы. По сравнению с заботой о сохранении собственной жизни стремление к насыщению женщиной или едой можно рассматривать как простейший отвлекающий маневр в случайно выпавшую свободную минутку. А в смертельном ужасе боя этим вожделениям вообще нет места — женщина просто перестает существовать, как будто такого понятия просто нет и не могло быть. Потом уже — да. Потом все необузданные страсти, освобожденные битвой, все эти притязания на господство своей единственной и неповторимой воли, которые на некоторое время были подавлены физическим и моральным истощением, вновь оживают. И тогда для них нет более подходящего выхода, чем в упоении физической любовью, гораздо менее мучительной.

К несчастью, на следующее утро им пришлось выступать, и девушка, стоя во дворе, как и другие местные, смотрела на уходящих, испытывая смутное сожаление от потери хороших самцов. Ближе к середине дня в окрестных пейзажах появилось что-то знакомое, и узнаваемые детали, словно проверяя их память, делались все более отчетливыми, пока они не дошли до указателя, сообщавшего, что движутся они в направлении городка Нё-ле-Мин[33], и тогда смутные предположения превратились в предчувствие. Мысли о городе, где по-прежнему имеются приличные условия, где можно приятно провести время, воодушевляли настолько, что маршевая колонна грянула бодрую песню. Они переиначили, по крайней мере частично, слова довольно сентиментальной песенки:

Этих звали из Вэсчерча, А других из Уэна, И созвали кучу женщин, Отодрав всех мэнов.

После таких слов призывы хранить домашний очаг казались сплошным лицемерием. Вступая в Нёле-Мин, они неистовствовали, но когда миновали проулок, ведущий от главной улицы к лагерю, хор голосов уже не был таким убедительным. Когда позади остались огромная гора шлака под конвейерными лентами и крестовины железнодорожных путей, воодушевления в них поубавилось. Впереди, однако, еще сохранялась перспектива довольно приличного Мазенгарба. Но потом и Мазенгарб с его кирпичной пивоварней исчезли за спиной.

— Похоже, опять нас в ебаные окопы ведут, — заорал Минтон, шагавший как раз перед Берном.

— А в окопах щас прям как в жопе, — подытожил Притчард, покорно принимая судьбу.

— Да на хуй такую жопу, — огрызнулся Минтон.

Они прошли еще немного по дороге на Вермель и наконец остановились в Филосфэ, шахтерском поселке с закопченными кирпичными домами. Поселок был пуст, гражданских эвакуировали. Тут строй распустили, и они в угрюмом молчании разбрелись по квартирам. Почти сразу Шэм и Мартлоу были заряжены в наблюдение; им выдали бинокли и свистки, чтобы подавать сигнал при появлении вражеской авиации. Личному составу подразделений было приказано держаться ближе к домам при перемещении по населенному пункту и по сигналу тревоги спускаться в укрытия.

Берн направился в канцелярию. Главная улица Филосфэ под прямым углом упиралась в дорогу Мазенгарб — Вермель, в другом ее конце была еще одна улица, строго параллельная дороге, и канцелярия располагалась в третьем доме по левой стороне.

Поселок был почти не поврежден орудийным огнем, но выглядел угрюмым и неприятным. Впрочем, пара-тройка семейств еще оставалась здесь, и местные детишки время от времени пробегали вдоль по улице с большими корзинами в руках. «Английские оладьи, английские оладьи!» — меланхолично выкрикивали они странными высокими голосами.

Берн, не прилагая специальных усилий, укреплял свои позиции в канцелярии. Штаб-сержант, исполненный постоянной иронии, поинтересовался, не зачислить ли его в штат канцелярии на постоянной основе. В ответ Берн твердо заявил, что предпочел бы вернуться в роту. Когда, наконец, все поняли, что он не лукавит, отношения стали более дружескими. Распаковывая вместе с младшим капралом коробки, Берн невзначай упомянул, что штаб-сержанту Робинсону нужно бы подогнать несколько блокнотов и карандашей, он тут же получил их; и когда они вместе с капралом отправились обедать, он забросил эту канцелярию штаб-сержанту. Тот был не один, в комнате сидели сержант Тозер и еще парень из штаба полка.

— Повезло тебе хоть ненадолго затариться в канцелярии, — сказал штаб-сержант. — Командир батальона считает, ребятам нужно дать немного отдохнуть, и говорит при этом, что все имеющееся время нужно использовать для тренировок. Ротные караулы и караул штаба полка должны выходить на построение возле помещения канцелярии в одиннадцать часов каждый день, и думается мне, будут еще рабочие команды на передовую каждую ночь, сука. Как тебе капитан Хевлок в канцелярии? Ребята называют его Дженни. Видел его несколько минут назад, они с командиром батальона направлялись в Бригаду. Бригада сейчас в Ле Бреби. Капитан Моллет на днях возвращается в роту. А нам, сука, предстоит проводить время за перетаскиванием газовых баллонов на Потсдам-аллею, так я слышал.

Прикинув перспективку таскать баллоны весом по сто восемьдесят фунтов каждый, подвешенные на слеге, которую берут на плечи два человека, Берн пришел к выводу, что канцелярия имеет определенные плюсы. Кроме всего прочего, таскание баллонов осложнялось тем, что работа выполнялась в противогазах типа ПХ[34], в которых и так жарко и нечем дышать. Он вернулся в канцелярию с оформившимся желанием быть тише воды и ниже травы.

На следующий