Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А что было потом? — спросил он водителя.
— В смысле?
— Ну, были потом еще какие-нибудь приметные события. Драки, шум?
Шофер пожал плечами:
— Да нет. Вскоре после этого все начали разъезжаться. Меня тоже попросили отвезти какую-то компанию, потом шефа отвез.
— А какая машина уехала первая, не припомните?
Теперь водила задумался надолго.
— Кажется, серебристый джип «чероки», — неуверенно сказал он.
— Спасибо.
— Не за что.
Юрий отправился в управление, размышляя обо всем услышанном, но метров через сто его догнала знакомая «Волга».
— Вам в какую сторону? — спросил Иван, высовываясь в окошко.
— А вы куда едете?
— Я в больницу, там мать нашего мэра на приеме, надо ее отвезти домой.
«Ну, это судьба, — подумал Юрий, усаживаясь в машину. — В больницу так в больницу».
Они долетели минут за пять, а на прощание Иван порадовал лейтенанта еще одной интересной информацией:
— Да, про ту машину…
— Про какую? — не сразу сообразил Астафьев, углубившийся в свои мысли.
— Ну, которая уехала первой, джип. Я вспомнил, мы пока стояли там, разглядывали ее. Мужики говорили, что в ней раскатывает Гусев.
— Тот самый? Вадик?
— Да.
Гусев был одним из местных крупных мафиози, правой рукой самого Антонова.
Последние годы он подвизался на ниве бизнеса и. спокойно писал на своих визитках: "Вадим Александрович Гусев. Президент компании «Арктур-эст».
В больнице Юрий накинул на плечи белый халат и поспешил в знакомую палату.
У постели Ольги неподвижно, уйдя в свои мысли, сидела мать девушки.
«Когда она спит?» — подумал лейтенант, и ему стало жалко эту рано постаревшую женщину, так непохожую на свою красавицу дочь.
— Анна Владимировна, — позвал Юрий.
— А, это ты, Юрочка? — вздрогнула от неожиданности женщина.
— Ну, как дела?
— Не знаю. Спит Олечка. А глаза открывает и меня не узнает, разговаривает, как с чужой, но врачи говорят, что все будет хорошо, и она обязательно все вспомнит. А мне как-то не по себе.
Дыхание девушки было спокойным и ровным, она смотрела свои хрустальные девичьи сны.
— Анна Владимировна, скажите, вы не помните, кто из девушек в тот вечер был в серебристом платье и с распущенными волосами?
— Ой, их так много было, а я, знаете ли, смотрела только на Ольгу. А что, это важно?
— Да. Нашелся один свидетель, который видел, как эта девушка провожала Ольгу, говорят, она даже не хотела ее отпускать с банкета.
— А, вспомнила! В серебристом платье была Света Самойленко.
— Это точно?
— Она одноклассница Ольги, именно она подбила дочку участвовать в этом проклятом конкурсе. С месяц нас уговаривала, не могу, говорила, одна идти, стесняюсь. А вдвоем будет легче. Они ведь, Самойленко, побогаче нас живут, он там в администрации работает, что-то с культурой связано. И платье это самое синее Света нам одолжила, свое выпускное. Фигуры у них почти одинаковые, они раньше вообще как две сестры были, только Света черненькая, брюнетка, а Оленька блондинка. Пять лет в школе неразлучны были, это потом они в разные институты поступили. Света училась похуже, так что она сейчас в институте учится, педагогическом, а Оленька…
«Ну, это мне ни к чему, это мы знаем», — подумал Юрий, чувствуя, что Анну Владимировну теперь будет трудно остановить.
— И какое она заняла место? — торопливо спросил он.
— Света?
— Да.
— Второе!
— А вы знаете, где она живет?
— Ну, как же! Недалеко от нас, буквально через дорогу. Пархоменко десять, квартира четыре.
— Хорошо, большое спасибо.
Юрий уже поднялся, чтобы уйти, но замешкался. Он целиком включился в расследование этого дела и хотел знать мельчайшие подробности того рокового дня.
— Скажите, Анна Владимировна, а как получилось, что вы ушли с банкета, не дождавшись дочери? — спросил он.
Лицо женщины приобрело несчастное выражение.
— Андрей у меня дорвался до бесплатной выпивки и так накачался, что я от стыда решила отвести его домой. Если б знать, что все будет вот так…
Чтобы посетить загадочную Светочку Самойленко, Астафьеву надо было ехать в центр, в сторону родного ГОВД. Ему повезло со средствами передвижения — его подбросил встретившийся случайно в больнице сосед по лестничной клетке. Чуть подумав, Юрий решил зайти на работу, вдруг что-нибудь изменилось в раскладе сил. Новости оказались неутешительными.
В кабинете он застал Мазурова, тот стоял у окна с сигаретой. Это был плохой знак, в больнице майор бросил курить, и только что-то чрезвычайное могло заставить его снова взяться за узаконенную Минздравом отраву.
— Бычка привезли, — сразу оповестил он Астафьева.
— Давно?
— С полчаса назад. Допрашивают в ИВС. Там и Мамонов, и Касьянов, сейчас смотрю, и Жучихин туда пробежал.
Юрий покачал головой. Василий Иванович Жучихин был не только личным шофером Мамонова, но по совместительству и денщиком и адъютантом, служил подполковнику верой и правдой. Среднего роста, прапорщик обладал невероятной физической силой. В молодости он занимался тяжелой атлетикой, и это отложило отпечаток на его облик — голова, казалось, лежала на плечах, шея как бы вообще отсутствовала.. Сам же прапорщик был далеко не прост: темные, с татарской раскосостью хитрованские глаза с лихвой выдавали его натуру. Мамонов заметил его лет пятнадцать назад, тогда Жучихин был обычным шофером, да и сам Мамонов пахал в УГРО простым опером. Но что-то тогда рассмотрел в нем будущий подполковник и волок за собой всю службу, выпрашивая у начальства лычки и звездочки для своего любимца. Он не раз жалел, что Жучихин не имеет соответствующего образования, тогда сделал бы для него и офицерское звание.
Несколько раз шофер спасал своего начальника при задержаниях и однажды даже прикрыл Мамонова своим телом, получив удар ножом в бедро.
Но особенно ценен был Василий Иванович при допросах. Тактика «прессования» подозреваемых была известна давно, сам Мазуров не раз применял запрещенные методы, если знал — перед ним стопроцентный убийца. Порой приходилось пускать в ход и руки, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что творил на допросах Жучихин. Мазуров ругался с Мамоновым по этому поводу еще в бытность обоих капитанами, после этого Мамонов начал вести допросы подозреваемых за закрытыми дверями, на пару с Жучихиным. Странно, при этом прапорщик не был садистом, наоборот, в повседневной жизни слыл добродушным и даже добрым человеком. Ответ был прост — он все привык делать хорошо, в том числе и «работу» с подозреваемыми.