кто-то другой. Это был человек с низким мужским голосом, возраст определить было сложно, но скорее оно походил на голос человека хотя и не молодого, но еще полного сил и жизненной энергии. Если у нее кто-то появился, то почему она об этом не сказала? А если она попала в беду, и этот человек опасен для нее? Ее адреса ФАС не знал. Весь остаток дня он не знал, куда себя девать, нарезал круги по квартире, несколько раз выходил на улицу, порывался пойти в старый добрый магазинчик: вдруг там скажут, где она живет. Но что-то его останавливало…

Чтобы чем-то себя занять, следующие два часа ФАС провел в уборке. Совсем скоро квартира выглядела образцово-показательным жилищем очень аккуратного холостяка. Тут раздался звонок в дверь. ФАС с трудом узнал Анну. На ней была огромных размеров теплая шапка с козырьком, шарф закрывал почти все лицо. Но это было не так странно, как то, что оставшуюся часть лица скрывали темные очки. Для законченности ее образу явно не хватало сноуборда или горных лыж. Первая мысль, которая мелькнула у ФАСа – ее избили.

– Привет! Что с тобой случилось? – воскликнул ФАС.

– Привет! – тихо ответила она, быстро закрывая за собой дверь.

– Как я рад, что ты приехала! Что у тебя случилось, рассказывай! – повторил он, аккуратно и не без страха снимая с нее темные очки. Он облегченно вздохнул, увидев за ними так хорошо знакомые ему глаза, которые сказочник сравнил бы с блюдцами, – ну, слава Богу, с тобой все нормально.

ФАС крепко обнял Анну.

– Что же ты так сразу, с порога! Хотя бы чаю предложил бы! – прошептала она, прижавшись к нему чуть на дольше, чем он ожидал.

– О, да, конечно! Прости! Раздевайся, проходи, сейчас чайник поставлю.

– Вот, другое дело!

Они уселись на кухне, ФАС достал купленный за пятнадцать минут до прихода Анны внушительных размеров торт, и они, сначала молча, стали поглощать его, запивая большой редкостью – натуральным, заваренным в чайнике, черным чаем. Такой чай можно было достать только в особых магазинах за огромные деньги. Обычно люди довольствовались неким порошком, который, растворяясь, давал воде привкус чая, а более зажиточные граждане пили чай, заваренный в пакетиках, содержащих тот же порошок, но с неким процентом измельченного в пыль чая сомнительного качества. А ФАСу чай подарил сам Масляков, и заваривал он его только по очень особым случаям.

Чувствуя себя настоящими гурманами, они сделали по одному глоточку, надкусили по кусочку. Тут ФАС не выдержал и в нетерпении воскликнул:

– Ну, рассказывай!

– Не знаю, упоминала ли я, но у меня есть отец.

– Что-то не припомню.

– Так вот, так получилось, что он попал в психбольницу. А потом, так получилось, что ему надо было оттуда уйти. Но его никто не пускал. В общем, вчера поздно ночью, точнее, рано утром он пришел ко мне. Ему надо было очень быстро выехать из Москвы, и он не придумал ничего лучше, как явиться ко мне домой. Разве он не понимал, что у меня его будут искать прежде всего? А, с другой стороны, куда ему еще было идти? – вопросы вроде бы были адресованы ФАСу, но он интуитивно понимал, что ответа они не требовали, – в общем, он, конечно, ушел достаточно быстро. Почти сразу после него ушла из дома и я. Почти весь день я бродила по городу, все думала, что за мной следят и арестуют в любой момент. Вот, купила эту ужасную шапку и очки. Потом решила все-таки пойти к тебе.

– И очень правильно сделала! Тебе теперь лучше домой не возвращаться совсем!

– В том-то и дело! Какое это ужасное чувство – нельзя вернуться в собственный дом!

– Как там раньше говорили? Мой дом – твой дом! То есть теперь моя квартира – твоя квартира.

– Ну, не надо такой патетики, что уж ты!

– Нет, я совсем без преувеличений! Да, она, конечно, в залоге у банка… Ну, а как иначе?

– Иначе – никак…

– Вот и отлично! – ФАС понял ее фразу как согласие, – так куда ушел твой отец, ты знаешь?

– Нет, он не сказал, так будет лучше и мне, и ему.

– Это точно! Смотри, если ты устала, можешь ложиться спать – я постелю на моей кровати. Сам лягу в другой комнате, у меня там очень уютный диванчик.

– Нет, ты ложись на своей кровати, а я на диване. И не надо со мной спорить, я гость и позволь мне выбрать, где спать.

– Ну, хорошо, как хочешь! Я завтра утром на репетицию. Тебе надо на работу?

– Нет, у меня сейчас отпуск.

– Вон оно как! Что ж ты в Москве делаешь в отпуск?

– Отдыхаю, отсыпаюсь!

– Почему никуда не ездишь?

– Ну почему никуда не езжу. Бывает, съезжу в Сергиев Посад, на Лавру посмотреть. Иногда встречу какую-нибудь женщину постарше, она мне рассказывает, как тут было, пока ее не закрыли. Оказывается, ее уже раньше закрывали.

– Ну, это разве поездка, для этого даже границы Москвы можно не пересекать. Куда-то за пределы седьмого транспортного кольца выезжала вообще?

– Да, давно, в детстве мы объездили с отцом весь центр России, очень много где побывали. И сами ездили на машине на юг России, до самого Ростова-на-Дону, прямо к границе с Турцией. Жаль, тогда уже нельзя было попасть в бывший Краснодарский край.

–А за границей не была?

– Нет, а что там делать? Увидеть Париж и умереть? Я еще пожить хочу…

– Ну, чего уж ты, сразу – умереть. Мне, вот, было интересно поездить. И, как видишь, жив пока!

– И что ты там такого увидел? И что ты видел в России? Мне вообще порой кажется, что эта страсть – путешествовать, которая захватила сейчас буквально всех, – она от того, что внутри у людей пусто, в душе нет ничего, да и в душу они не верят. Вот и путешествуют – заполняют эту пустоту. Ну, был ты в десяти, в двадцати странах? На рекорд идешь? Что приобрел ты? Да ничего. А какой-нибудь монах в монастыре вообще нигде не был, он даже слово «отпуск» не знает, но он в разы богаче тебя, если провел время с пользой. Другие вообще заедают свою жизнь фаст-фудом, а кто побогаче – рафинированными блюдами в дорогих ресторанах.

– Признаюсь, по России я не ездил, как-то не интересно было. Да, вот сейчас задумался! Действительно, еще со времен Советского Союза (мне дедушка рассказывал) живет в нас это желание – поехать именно за границу, там что-то посмотреть, повосхищаться, посравнивать с