Растревоженная, она отложила книгу.

Эмили пошла наверх, а Марион со свечой в руке стала обходить комнату за комнатой, чтобы убедиться, что все окна и двери заперты. Она уже собралась погасить лампу на кухне, когда услышала легкий стук в заднюю дверь. Сердце подскочило к горлу.

– Я знаю, что вы там, Марион. – Это был голос Брэнда. – Я увидел вашу тень в окне.

Она открыла дверь с решительным намерением отчитать его за то, что он напугал ее, но когда увидела его в дверях, такого высокого, с блестящими от дождя темными волосами и улыбкой на губах, все мысли вылетели из ее головы, кроме одной. Все у них могло бы быть по-другому, если б только…

Улыбка слетела с его лица.

– Что такое, Марион? Почему вы так смотрите? Намеренно холодным тоном она произнесла:

– А откуда вы узнали, что это моя тень? Это вполне могла быть Эмили.

– Ваш профиль. Я узнаю его повсюду.

Его безыскусный комплимент согрел ей сердце, но лишь на мгновение. С Брэндом надо держать ухо востро. Она постаралась придать голосу прозаичности:

– Что привело вас сюда в такой поздний час?

– Еще только десять. И можете не притворяться. Я же вижу по вашему лицу, что вас что-то расстроило, и хочу знать что.

Она коротко сказала:

– Я устала. День был таким длинным. Я собиралась идти спать.

Она ясно давала понять, что его поздний визит оказался совсем некстати, но он шагнул через порог и вынудил ее отступить на шаг.

– Там дождь, – печально сказал он. – Не возражаете, если я присяду?

– А разве мои возражения имеют значение?

– Нет, потому что вы не всегда говорите то, что имеете в виду. – Она оцепенела, но он не дал ей ответить. Эдвина, – продолжал он, – обычно предлагала мне бренди, когда я заглядывал к ней вечерком, чтобы поболтать о том, о сем и убедиться, что у нее все нормально.

Эти слова притушили ее злость. У Брэнда есть все основания ожидать, что племянницы Эдвины будут относиться к нему со всем уважением.

– Сожалею, – сказала она, – но у нас нет бренди.

– О, вы найдете бренди в кладовой, в глиняном кувшине с надписью «Барли». Он контрабандный, разумеется, но Эдвину это не волновало. Она считала своим патриотическим долгом поддерживать контрабандную торговлю хотя бы для того, чтобы не голодали семьи контрабандистов.

Против воли Марион улыбнулась:

– А вы, полагаю, считали, что ваш патриотический долг – пить ее бренди?

– Вряд ли. Патриотизм Эдвины поступал в меня в малых дозах. По наперстку, если быть точным. Надеюсь, вы расщедритесь на большее.

Она едва не рассмеялась, но нарочно плотно сжала губы, проходя в кладовую. Вернувшись, со стуком поставила перед ним бутылку бренди и стакан, который вполне мог бы сойти за небольшую вазу.

– Ценю женщин с чувством юмора, – сказал он. Марион снова подавила улыбку и села на соседний стул.

– Вы понимаете, что это против всех правил? Здесь нет слуг и нет дуэний.

– Но ведь есть Эмили и Феба.

– Они уже спят.

– А кто это знает?

Его умение настоять на своем начинало ее раздражать.

– Вы собирались сказать мне, что привело вас сюда в этот поздний час.

Он завладел ее рукой движением, которое оказалось таким неожиданным, что она и не подумала воспротивиться. Не спуская с нее глаз, он легонько погладил ее пальцы и запястье.

– Я чувствую ваш пульс, – сказал Брэнд. – Он бьется сильно и быстро. И это говорит мне гораздо больше, чем все ваши хмурые взгляды и ворчливые слова.

Марион вырвала свою руку и постаралась, чтоб ее голос прозвучал холодно и бесстрастно:

– Последний шанс, мистер Гамильтон, или я укажу вам на дверь. Что привело вас сюда?

Он медлил с ответом, наблюдая за ней с огоньком в глазах.

– Две причины, – наконец ответил он. – Первая – чтобы извиниться за поведение моих родственниц сегодня днем. Они до неприличия прямолинейны. Удивляюсь, как это вы не придушили их.

– Не думайте, что у меня не было такого желания! Впрочем, Клэрис – доверчивый ребенок. На нее трудно сердиться.

Брэнд вскинул бровь.

– Мне она не доверяется. И что же она вам рассказала? Марион заколебалась, затем осторожно заметила:

– Что ваш отец высоко ценил ваше мнение.

– То есть она рассказала вам, что он назначил меня своим душеприказчиком?

Марион кивнула.

– Не стоит видеть в этом слишком много. На самом деле у него просто был не слишком богатый выбор: либо я, либо мой дядя. А Роберт так щедр, что Клэрис и Эндрю в мгновение ока разбазарили бы состояние.

Марион с любопытством посмотрела на него и пожала плечами.

– Вы, верно, были очень молоды для такой ответственности.

– Мне было двадцать шесть, когда умер отец, Клэрис – двадцать, а моему брату Эндрю всего одиннадцать.

Теперь она начинала понимать раздражение Клэрис по этому поводу. Нелегко иметь брата, который, будучи ненамного старше, распоряжается твоими финансами.

– Меня удивляет, – сказала она, – что ваш отец не назначил опекуном своего поверенного или какого-нибудь близкого друга.

– Это означало бы, что я наконец от него освободился. – В его голосе появились резкие нотки. – У моего отца были длинные руки.

– Вы знаете его лучше, чем я. Может, он пытался исправить ошибки?

Брэнд сделал глоток бренди.

– Есть вещи, которые нельзя исправить. Он отвернулся от моей матери еще до моего рождения. Она была уважаемой, порядочной девушкой, но не имела ни состояния, ни знатного происхождения. Не стану утомлять вас подробностями. Это семейная история. Достаточно сказать, что только после смерти дедушки отец проявил ко мне интерес, да и то в основном по настоянию бабушки. – Его улыбка на мгновение дрогнула. – Старый хрыч знал, что я не откажусь заплатить ему свой долг.

– Долг?

Брэнд пожал плечами.

– Он платил за мое обучение. Позаботился, чтобы не продали дедушкин дом. И потом, Эндрю было всего одиннадцать. Я не хотел, чтобы он вырос типичным аристократом, считающим свое богатство и положение само собой разумеющимися.

Марион откинулась на спинку стула, охваченная эмоциями, которых не понимала. Впервые она видела его не всезнающим, амбициозным и уверенным в своих действиях, а одиноким человеком, который редко раскрывает душу даже перед самим собой.

Она слышала историю его жизни от других, но тогда эта история не произвела на нее особого впечатления. Сейчас же казалось, будто с глаз спала пелена. Этот сильный человек все еще носил в себе призраки прошлого.