— Нет, — качает головой Лале. — Там страшно без мамы.

Это заявление заставляет меня замереть.

— Чего же боится Ясмина? — тихонько спрашиваю у маленькой понурившейся девочки.

Но кроха умолкает и принимается натягивать на куклу маленькую копию хариджи. И я чувствую, что на мои вопросы она сегодня больше отвечать не будет. Давящее чувство в груди заставляет меня попытаться её разговорить ещё немного, но Лале снова отвечает односложно, как вчера, замкнувшись в себе. Что я могу для неё сделать ещё? Разве что-то могу? Мне надо бежать! Надо! Это не мой ребёнок. И даже не моя племянница. Она здесь во дворце бабушки и дедушки. Пускай они корыстные сволочи, но ребёнку ведь уход и безопасность обеспечат. Да, няни — не мама, так ведь и я — не мама. Я ей никто, на самом деле.

Вздохнув, поднимаюсь и иду к окну. Всё-таки у меня была ещё одна причина прийти сюда. Выглянув и убедившись, что никого там внизу нет, и меня не увидят, сбрасываю мягкие туфли и забираюсь на подоконник. Иначе дотянуться до засова наверху никак не получится. Тот поддаётся довольно легко и вскоре я уже распахиваю узорчатые ставни, а потом и створки окна. Высовываясь и окидываю внимательным взглядом отвесную стену. Никаких балконов. Это даже хорошо. Нет риска, что кто-нибудь выйдет и увидит меня, ползущую по стене. Окна есть, но только по этому этажу и далеко. С этого ракурса я их разглядеть не могу. А внизу глубокий овраг. Без воды, что не может не радовать. И самый приятный момент — это лозы дикого винограда, покрывшие довольно большой участок стены слева до самой крыши. Это будет даже легче, чем я думала. Дотянувшись без труда, хватаюсь за одну и с силой дёргаю. Намертво. Меня должны выдержать. Страховка, конечно, не помешает, но побег становится всё более осуществимым. Значит, ночью, как только все уснут, я сюда вернусь. А сейчас пора закрывать, чтобы не вызывать даже тени подозрения. Да и для девочки открытое окно — источник опасности, так что запираем ставни на засов и раскладываем подушки, как были раньше.

Остаток времени до обеда я провела, заплетая Лалерин сложную косу, раз уж обещала. Та не возражала, а порой мне казалось, что девочке хочется ко мне прижаться. Это ощущение заставляло меня чувствовать, как щемит что-то в груди, мешая свободно дышать. И глаза почему-то жгло. Именно поэтому, закончив сплетать шелковситые пряди и перевязав их лентой, я поддалась глупому порыву и, внутренне костеря себя на чём свет стоит, за то, что провоцирую лишнюю для ребёнка привязанность, осторожно обняла хрупкое тельце. А Лале, вздрогнув и замерев испуганным зверьком, внезапно обернулась и уткнулась лицом мне в плечо, окончательно перевернув что-то внутри.

Этот бесконечный день наконец позади. Меня больше не стерегли, по крайней мере, явно. Я даже сделала вылазку и прогулялась коридорами, потом посидела во внутреннем дворике, делая вид, что любуюсь цветами и фонтанами, а на самом деле, всматриваясь, прислушиваясь и изображая для всех смиренное отсутствие бунта. За этим занятием меня, кстати, и застала Тамира. Я попыталась намекнуть ей, что Лале тоскует по матери, но «любящая» бабушка отмахнулась, заявив, что девочка ещё слишком маленькая и всё это скоро забудется. У неё есть всё необходимое и скоро даже будет новая мама. Забудется, да. Только крохе ещё и ласка нужна. Эх.

Но думать об этом я себе запретила. Не моя ответственность. Хоть и болит сердце за малую. Вечер я провела в своих покоях в одиночестве, отослав всех служанок прочь. Мне предстояло найти подходящую для спуска одежду. Не в узком платье же лезть. И в панталончиках на завязках. Смех один. К моему облегчению в гардеробе Мирэн обнаружились плотные мягкие шаровары, видимо предназначенные для холодного времени года. Платье, подкатав подол, я завязала на поясе. Хариджи… Ну пока в мальчика не переоделась, придётся быть местной девочкой. Эта штука движений не сковывала, волосы хорошо держала. В общем выбрав самый простенький и невзрачный вариант из имеющихся, я решительно в него облачилась. Хуже всего дело обстояло с обувью. Я, благодаря первому тренеру, никогда не издевалась над своими ногами, обувая скальники на два размера меньше, но мягкие туфли Мирэн, были слишком… мягкими и лёгкими. Такие и слететь могут в самый неподходящий момент. Рылась я долго, пока не нашла одни, слегка маловатые, похожие на эспадрильи с мягкой кожаной подошвой. Смирившись, что ничего лучше не найду решила брать их.

Во дворце всё уже стихает. Пора. Погасив светильники, я сооружаю из одежды Мирэн под одеялом подобие человеческой фигуры и принимаюсь тщательно разминаться. Шея, плечи, руки, спина, ноги. Странно чувствовать, насколько по-другому реагирует это тело на с детства привычные упражнения. Но как же приятно, вместо ломоты и слабости, снова чувствовать силу в мышцах, хоть и далеко не такую, как раньше. Разогрев и подготовив организм к предстоящей нагрузке, насколько это возможно, тихонько выскальзываю из своих покоев и открываю дверь в комнаты напротив. Она подаётся с едва слышным скрипом, и я замираю, настороженно прислушиваясь. Из спальни девочки льётся приглушенный свет магического ночника, отчего в гостиной всё довольно хорошо видно. И слышен храп из комнаты няни. Лучше не придумаешь. Спи, грымза, спи. Тихонько прикрыв за собой, пересекаю крадучись расстояние до спальни Лале. Она спит на своей кровати, свернувшись в трогательный клубочек.

Уйти, не убедившись, что с ней всё в порядке, я никак не могу. Едва дыша, приближаюсь и склоняюсь над крошкой. Прикасаться боюсь, чтоб не разбудить, потому легонько глажу воздух вокруг её головы, прислушиваясь и всматриваясь в ровное свечение её энергии. Какая же она красивая и светлая душой. Только бы не сломали. Знать бы, как сложится судьба этой крохи. Может тогда мне будет спокойней. И прежде, чем я понимаю, что совершаю что-то совершенно необратимое, моё сознание погружается в уже знакомое состояние, и вокруг разворачиваются картинки будущего… страшного… короткого…

С ужасом отпрянув от девочки, падаю на пол, тряся головой и задыхаясь в панической атаке. Горечь подкатывает к горлу, внутренности скручивает от страха. Не за себя… Нет… нет… так нельзя. Нельзя! Нельзя! Нельзя! Я не могу её здесь оставить. Не могу. Сдохну, но унесу.

Вскакиваю на ноги и бросаюсь к двери. Закрываю её, чтобы храпящая нянька нас не услышала, и бегом возвращаюсь к девочке.

— Лале, Лале, проснись, солнышко. Проснись, моя хорошая, — шёпотом прошу у малышки, гладя её по волосам.

Она распахивает глазки и непонимающе таращится на меня, прижимая к груди свою куклу.

— Тётя Мирэн…

— Лале, послушай меня. Не только твоей Ясмине страшно и одиноко. Мне тоже. Очень-очень. И я хочу уйти отсюда в одно хорошее безопасное место. Вот прямо сейчас. Пойдешь со мной, Лале? Или останешься?

Те секунды, что она, нахмурив маленькие бровки, думает, воспринимаются мною, как вечность. Я могу её убедить и заставить, но мне нужно, чтобы она добровольно захотела идти, потому что тащить насильно ребёнка, неизвестно куда точно не имею никакого права. Соглашайся же, малыш.

— С тобой, — шепчет тихо.

— Хорошо. Но нам может быть трудно. И идти туда придётся долго. Мы же справимся вместе, правда? — она кивает, а я осторожно обнимаю кроху, чувствуя, как облегчение затапливает с головой, словно решение, принятое в данную минуту, единственно правильное и верное. — Ты у меня очень храбрая и смелая малышка. А сейчас давай быстренько собираться. Надо тебя одеть и обуть. Только тихонько, чтобы никто не слышал. Хорошо?