всё равно, что случится с представительницей древней кошачьей династии.

- Верните первую встречу с Литвиновым! - приказала я, ударив кулаками по льду.

Никакой реакции.

- Проклятье! - изо рта вырвались клубы пара. Воспоминание воспоминанием, а холодно было по настоящему. Аж зубы сводило! - Выпустите! Сейчас же!

Обошлось без грохота и летящих в лицо осколков. Улица погасла. Температура повысилась. Градусов на пятьдесят, не меньше. Но свет не вернулся. Я сидела на деревянном полу неизвестно где в кромешной тьме. Ни вспышки, ни единого звука вокруг.

- Очень смешно, - процедила я сквозь зубы и принялась разматывать шарф. На мне осталась длинная шуба и зимние сапоги. И два свитера в придачу!

Раздевшись до футболки, я двинулась на ощупь. Руки касались всё тех же треклятых зеркал. Шагов через пятьдесят ноги начали преть, и я скинула обувь. Подумав, стянула и джинсы с теплыми колготками. Отбросила последние в сторону и снова одела джинсы - на голые ноги. Дальше пришлось топать босиком. Носки снялись вместе с колготками, а те исчезли. Попытки отыскать их в темноте успехом не увенчались. Но я не переживала. Если лабиринту приспичит вновь перекинуть меня в зиму, раздетой не оставит.

Беспокоило другое. Я брела и брела, ступая медленно и осторожно, а ничего не менялось. Тишина стала глубже, недружелюбная темнота пугала. Нервишки пошаливали, и я велела воображению отвалить. Нечего рисовать чудищ! Если б лабиринт хотел меня грохнуть, для этого существовала масса способов, гораздо действенней, чем нападение чуды-юды из-за угла с топором наперевес.

Шепот. Он появился внезапно. Из зеркал справа и слева кто-то подглядывал. Невидимки обсуждали меня. Я услышала слова «магичка» и «бродит», почувствовала себя зверушкой в зоопарке. Меня-то точно видели. Разглядывали во всей красе и не стеснялись перемывать кости.

- Хоть бы причесалась, лахудра, - припечатал кто-то пискляво.

Рука коснулась головы. Волосы, и правда, топорщились после зимней шапки.

- Ну, хватит! - рассердилась я и топнула босой ногой. - Покажите что-нибудь путное! Заколебала ваша фигня!

- Фигня, фигня, фигня, - запело эхо на разные голоса.

Слева «включилось» зеркало. Из темноты глянул отец, еще сильнее похожий на Ярика, чем в воспоминании с чемоданом. Здесь он был моложе. Глянул с заботой, но какой-то трагической.

- Как тебя зовут, милая? - спросил он ласково.

Губы без моего участия шепнули:

- Настя...

Как в памятном сне. Или обморочном видении.

- Настя! - загромыхало эхо. И ещё громче, - Настя! НАСТЯ!

Я зажала уши, не понимая, что происходит. Погибшая девочка, кем бы она ни была, являлась не моим воспоминанием. И всё-таки...

- Кто она? - крикнула я в лицо отцу. Или его призрачному отражению. - Кто такая Настя?!

Зеркало зарябило и погасло, испугавшись вопроса. Я сжала кулаки. Надоело!

Вот возьму - сяду здесь и с места не сдвинусь!

Реализовать не шибко мудрую задумку не выло. Впереди распахнулась дверь. Выругавшись, я пошла к ней, с каждым шагом четче различая знакомые очертания сквера, появившегося в фальшивой вселенной на месте дома Валентина Макаровича. Он не изменился, но люди - дама с веером и мамочки с колясками - пропали. Я застыла на пороге, раздумывая, стоит ли выходить наружу. На реальный мир это место не походило. Вспомнив наставления сероглазой девицы, я всмотрелась вдаль. Ну, конечно! Деревья и высотные дома рябили.

- Яна!

Кто-то звал меня из сквера. Я пригляделась. На ближайшей скамейке появился человек. Или не человек. Маг. Алексей Данилович Устинов.

- Ловушка, - шепнули губы.

- Ни в коем случае, - отозвался он. - Поторопитесь, Яна. Я потратил уйму сил, чтобы пробиться. Используйте время с умом.

На горизонте мелькнула молния. Предупреждение? Помеха? А, черт с ней!

Я поспешила к чародею, мысленно проклиная чувство юмора лабиринта. Топать босиком по ершистому асфальту в темноте - удовольствие сомнительное. Камушки царапали кожу, норовя задеть побольнее, ранить в кровь.

- Ненавижу вас, - объявила я Устинову, устраиваясь рядом. Так, чтобы не коснуться невзначай. Обморока мне и не хватало. - Вы знали, что Антона убили прихвостни Литвинова. Знали, но ничего не сказали!

- Не сказал, - отозвался чародей спокойно. - Я не стану оправдываться, Яна. Но ответьте на вопрос: узнав правду о смерти Антона, разве вы не потеряли способность рассуждать здраво? Нет ничего опаснее кровоточащего сердца, жаждущего мести.

Я гневно фыркнула.

- У меня есть право жаждать расплаты.

- Совершенно лишнее право. Опасное. Поверьте, я знаю, о чем говорю.

Я молчала. Смотрела на подъездную дверь дома Валентина Макаровича. Сколько же ещё открытий ждало за ней? Тех, которые не принесут ничего, кроме новой боли и отчаянья?

- Я никогда не рассказывал вам о Дементьевых, считал, это ни к чему, - заговорил Алексей Данилович, не дождавшись ответа. - Но вам полезно кое-что знать. О ночи, когда убили Татьяну и похитили Алю.

Мой взгляд впился в мрачное лицо. На нем застыло выражение глубокой тоски. Невыносимой, вгрызающейся в чародея изнутри, десятилетиями пожирающей его плоть.

- Яна, вы думаете, вам одной ведома боль потери второй половины? И чувство вины от осознания, что это случилось из-за вас? Тогда вы эгоистка, девочка.

С моих губ слетел смешок, но Устинов не отреагировал.

- Поверьте, вы не единственная, кто испытал весь диапазон чувств - от ярости и отчаянья до ненависти к себе. Много лет назад Вольдемар Литвинов отнял у меня любимую женщину. Я никого так не любил. Ни до, ни после. Её звали Лида. Она была чиста для меня. Слишком чиста. Я понимал это, но втянул её в свою безумную жизнь и подписал ей смертный приговор.

По телу прокатилась горячая волна. Я посмотрела на Устинова с сомнением. Он делится подробностями личной жизни?! Может, это морок?! Иллюзия?!

- Я был не в силах вернуть Лиду в мир живых, - голос чародея зазвенел от горя. - Но жажда возмездия годами жгла меня изнутри. Месть была единственным, что я мог сделать для любимой. Наконец, случай представился. В ту самую проклятую ночь. Я получил сведения о месте нахождения Литвинова, сведения, которые так давно искал! Я не сумел усидеть на месте. Понимал, что не должен оставлять Таню с Алей одних. Ванин дед - Афанасий - отправился к жене и новорожденному сыну. Я сам его отпустил. Я понимал, что стоит на кону. Но горячая кровь пульсировала в венах, затмевала разум, усыпляла осторожность...

Чародей замолчал. Кулаки сжались. Я не видела его таким. Поверженным. Уязвимым.

Уязвимым...

До